Пренебрежение Толстого условностями, царящими в светском обществе, возрастало вместе с восприятием его литературного таланта. Он не мог довольствоваться единственной возможностью самовыражения и продвижения своих идей лишь посредством художественных произведений. Когда Толстой осознал, что его имя имеет определенный политический и общественный вес, он немедленно обратился к статьям, которые вследствие жесткости позиции автора и его категорического отвержения части правительственной политики неминуемо оказывались резонансными. Но Толстой прибегал к изощренным действиям (например, передал одну из крайне резких статей английскому журналисту, который не упустил случая напечатать ее в Лондоне). Почему писатель пренебрегал реальными опасностями? Во-первых, он просто хотел высказаться. Любой литератор намеревается максимально воздействовать на аудиторию, и если он действительно творец, то никогда не будет колебаться со своими высказываниями. Во-вторых, общественно-политическая публицистика позволяла гораздо дальше и гораздо скорее распространить влияние своего имени. Толстой не мог не использовать такого внезапно открывшегося канала. Это говорит о качестве, присущем всем баловням успеха: использовать все возможные пути для того, чтобы новая идея, как джинн, выпущенный из бутылки, в которой он вызревал, распространился по миру и захватил власть над возможно большей частью человечества, не разучившегося думать. К слову, и противопоставление себя канонам существующей Церкви, и настойчивое утверждение, что Церковь и Бог – далеко не одно и то же, говорят о желании продемонстрировать миру свое высшее понимание духовности, признании Бога, поощряющего действие, а не безумное религиозное растворение личности. Тут писатель уже реально претендует на роль современного пророка, способного восстать даже против такой могучего и непререкаемого авторитета, каким пользовалась на рубеже столетий Церковь в России.
Психологи, и в частности Карл Леонгард, указывали на примечательную особенность Толстого: в его психологическом романе «Война и мир» «не выведены акцентуированные личности». «Герои романов Толстого отличаются друг от друга не как индивидуальности, а как типы», – подчеркивает психоаналитик, высказывая в связи с этим предположение, что целью писателя было показать идеи, а не мир идей, исходя из структуры личности конкретного человека. Это замечание весьма интересно, поскольку оно свидетельствует о сознательном выходе Толстого за рамки писателя-романиста и о попытке стать в ряд творцов, не только открывающих новую реальность, но и формирующих отношение к ней. Эти поступки сродни действиям Микеланджело с его собственным видением образа Моисея или Зигмунда Фрейда с новым, неведомым учением о внутреннем мире человека. Ведь в произведениях писателя всегда речь идет об идеях самого Толстого. Хотя к этому стремится каждый серьезный литератор, Толстой отличается тем, что создает объемное взаимосвязанное видение преобразовывающегося во всех измерениях мира, в то время как большинство писателей пытаются вложить в образ одного или нескольких ярких героев обособленные, а то и вырванные из жизни идеи. Хотя, безусловно, одной из сопутствующих задач, которые Толстой ставил перед собой как художник и историк, было намерение запечатлеть историческую эпоху. Надо признать, обе задачи были весьма успешно выполнены, несмотря на то что аналитики находят малозаметные психологические нестыковки в его художественных образах.
Но до Толстого фактически никто не брался за такую многогранную задачу в исключительном психологично-художественном обрамлении, и это трансформировало образ самого автора из просто популярного глубокого писателя в мыслителя, с пророческой ясностью и хирургической откровенностью представившего прошлое, настоящее и будущее человечества.
Пабло Пикассо
«Энергетический потенциал у всех людей одинаковый. Средний человек растрачивает свой по мелочам направо и налево. Я направляю свой лишь на одно: на мою живопись, и приношу ей в жертву все…»