Стратегия конфликта

В этом приложении рассматривается иное основание, заставляющее проводить различие между ядерными и всеми прочими вооружениями. Оно касается наших отношения с врагом в ходе ограничения войны. В интересах ограничения войны или достижения понимания ограниченной войны может стать необходимым признание того, что между ядерными и обычными вооружениями может существовать различие, даже если это различие не физическое, а психологическое, перцептивное, формальное или символическое. Довод, состоящий в том, что ядерное оружие малой мощности, доставляемое «точечно», представляет собой лишь род артиллерии и, следовательно, не нарушает ограничений войны, основывается исключительно на анализе поражающей силы вооружений, а не на анализе процесса ограничения, т.е. того, откуда появляются ограничения в ходе ограниченной войны, что делает их устойчивыми или неустойчивыми, в чем заключается их убедительность и авторитет и какие обстоятельства и образ действия способствуют обнаружению и взаимному признанию этих ограничений. Предпосылка довода о том, что это «просто еще один вид оружия», состоит в том, что если не существует очевидных оснований для проведения различия между ядерным и обычным оружием с использованием критерия поражающего воздействия, то не существует и основания, пригодного для процесса ограничения войны.

Но разве не этот же самый вопрос встает в связи с избирательностью в отношении тех, кто использует оружие? Между русскими и китайцами не больше различий, чем между ядерными и прочими вооружениями, и то же самое относится к различиям между китайцами и северными корейцами, или между американцами и китайскими националистами (тайваньцами), или британцами и иорданцами, или египтянами и алжирцами. И все же принадлежность к той или иной стране является важным различительным критерием в процессе ограничения войны или в процессе разрушения ее пределов. Точно так же нет существенных различий в ландшафте за сто миль к северу от советско-иранской границы и за сто миль к югу от нее или между верховьями и низовьями реки Ялу, или между двумя сторонами греко-югославской границы. Тем не менее такие границы играют важную роль в процессе ограничения, помимо физической затрудненности форсирования рек или преодоления гор, которые порой совпадают с линией границы.

В ответ можно возразить, что это «законные» различия, которые в отличие от воображаемых отличий ядерного оружия от обычного реальны. Но в действительности эти отличительные признаки вовсе не носят законного [legal] характера: они скорее «формальны» [legalistic]. Не существует законной власти, которая заставила бы участников ограниченной войны признать политические границы или национальную принадлежность: никакой закон не обязывает русских рассматривать небольшое проникновение через их границы как качественное изменение в войне — как существенный акт, скачкообразно изменяющий ситуацию по сравнению с тем, что было до нарушения их границы. Китайцы не несли установленной законом обязанности нанеснести удар возмездия (а не только сопротивляться), если бы мы намеренно пересекли реку Ялу, и они не теряли законного права отказывать в пересечении границы после того, как эпизодически допускали проход через нее. По закону мы не обязаны принимать во внимание гражданство русских летчиков, участвующих в ограниченной войне, или русских «добровольцев» в наземных войсках на Ближнем Востоке, воюющих против нас или наших союзников. Препятствие к пересечению границы или к вовлечению в конфликт еще одной страны имеет сходство с тем, которое стоит на пути первого применения ядерного оружия, а именно: риск ответа со стороны врага. И важный определяющий фактор такого ответа состоит в его понимании того, на что враг дает неявное согласие, когда не предпринимает ответных действий, или дает ответ в виде небольшого приращения на наше символически дискретное, скачкообразно изменяющее ситуацию действие.