Проверка этого тезиса относительно ядерного оружия может привести к следующей проблеме[137]
. Давайте попробуем вступить в сотрудничество, чтобы получить некий приз: прямо сейчас мы сядем, по отдельности и безо всяких предварительных договоренностей, и запишем предложения по ограничениям на применения ядерного оружия, настолько подробные, насколько нам будет угодно, позволив себе проводить ограничения по любому понравившемуся нам признаку — по размеру или способу применения вооружений, по тому, кто получит право использовать их, с какой частотой, «чистое» или «грязное», наступательное или оборонительное, тактическое или стратегическое, по тому, можно или нельзя бомбить города, можно или нельзя применять его без предупреждения, — просто, чтобы посмотреть, предложим ли мыМой довод состоит в том, что существуют такие пределы — простые, дискретные, качественные, «очевидные», которые способствуют согласованному выбору; я предсказываю, что те, кто определяет пределы иначе, найдут немного партнеров, чьи пределы совпадут с их собственными, или не найдут таковых вовсе. (Поскольку наша цель состоит в том, чтобы прийти к согласию, не следует утешаться иными достоинствами предложенных нами пределов. В этом упражнении главным соображением, которое должно приниматься во внимание при выборе конкретных пределов, является то, что, если мы будем выбирать эти пределы, стремясь к тому, чтобы они полностью совпали с пределами, выбранными другими сторонами, зная при этом, что последние также стремятся скоординировать свои пределы с нашими, то это повысит вероятность добиться успеха.)
Я не утверждаю, что это упражнение указывает на то, какие виды пределов авторитетны и обладают устойчивостью. Оно показывает, что конкретные характеристики пределов, особенно их простота, уникальность, дискретность, пригодность к качественному определению и т.д., могут быть наделены объективным смыслом, таким, что по крайней мере пригоден для молчаливого торга. Это предполагает, что обе стороны могут одновременно ожидать определенные виды пределов, фокусирующих ожидания и распознаваемых как качественно отличные от непрерывного множества различных альтернатив.
Первый вывод, к которому приводит этот ход рассуждений, состоит в том, что между ядерным и неядерным оружием существует различие, которое пригодно для ограничения войны. Это различие до некоторой степени можно усилить или ослабить, прояснить или затушевать. Можно укрепить традицию и усилить символическое значение этого различия, говоря и действуя способом, наглядно согласующимся с традицией. Можно ослабить это различие — но вряд ли быстро разрушить его — поступая так, будто не верим в него, подчеркивая аргумент типа «просто еще один вид оружия» и делая очевидным то, что мы на самом деле не испытываем особых угрызений совести, используя его. То, какой политике нужно следовать, зависит от того, считаем ли мы различие между ядерным и обычным оружием ценным активом, долю в котором мы имеем вместе с СССР, полезным отличием, традицией, помогающей уменьшить насилие, или же помехой, пропагандистским обременением, дипломатической препоной, препятствием для решительных действий и делегированием власти. Те, кто полагает, что атомное оружие следует использовать при первом удобном случае либо всякий раз, когда того требует военная целесообразность, тем не менее должны признавать существующее различие, чтобы можно было принять меры для стирания этого различия в течение некоторого времени.