Из чего может состоять «теория» этой области стратегии? На какие вопросы она должна давать ответ? Какие идеи она должна объединять, разъяснять или излагать более эффективно? Для начала следует определить суть рассматриваемых ситуаций и поведения. Смысл сдерживания — которое является типичным стратегическим понятием — оказать влияние на выбор, делаемый другой стороной, что достигается путем оказания влияния на ее ожидания относительно того, как мы будем себя вести. Сдерживание также включает в себя предъявление противнику свидетельств, заставляющих его поверить в то, что наше поведение будет определяться его поведением.
Но какие конфигурации систем ценностей двух участников — на языке теории игр они называются «выигрышами» — делают угрозу правдоподобной? Как измерить «смесь» конфликта и общего интереса, чтобы создать ситуации «сдерживания»? Какая требуется форма передачи информации и какие средства поверки сообщаемых доказательств? Какой тип «рациональности» требуется от сдерживаемой стороны — знание своей собственной системы ценностей, способность различать альтернативы и расчитывать вероятности, способность показывать (или неспособность скрывать) свою собственную рациональность?
Какова потребность в доверии или в осуществлении обещаний? Точнее, требуется ли в дополнение к угрожающему поведению также гарантировать ненанесение ущерба в случае, если будет достигнуто согласие, или это зависит от структуры «выигрыша»? Каковы «правовая система», система связи или информационная структура, необходимые, чтобы обеспечить исполнение требуемых обещаний?
Следует ли угрожать «вероятным» исполнением угрозы или ее непременным выполнением? Что означает угроза, которая будет «вероятно» исполнена, если ясно, что при наличии выбора нет никакого стимула исполнять угрозу после невыполнения требования? Или, в более широком смысле, каким образом может быть действенна угроза, которую некто обязуется выполнить, и которую ему не хотелось бы исполнять, и при этом полагает, что принятое обязательство делает угрозу достаточно существенной, и, следовательно, выполнять ее не потребуется. Каково различие, если таковое имеется, между угрозой, которая сдерживает действие, и угрозой, предназначенной для того, чтобы предостеречь другую сторону от совершения ошибок? Есть ли логические различия между сдерживанием, дисциплинарными угрозами и угрозами с целью вымогательства?
Как воздействует на ситуацию третий участник с собственной смесью конфликта и общего интереса в отношении интересов других участников, имеющий доступ или контролирующий системы связи, чье поведение рационально или иррационально в том или ином смысле, и который пользуется доверием или средствами обеспечения исполнения договора одним или другим участником? Как эти вопросы влияют на устройство правовой системы, которая разрешает и запрещает определенные действия, способна налагать наказание за невыполнение договора или требовать от участников надежной информации? До какой степени мы можем рационализировать понятия «репутация», «сохранение лица» или «доверие» в терминах реальной или гипотетической правовой системы, в терминах изменения системы ценностей участников или в терминах отношений соответствующих игроков с дополнительными участниками, реальными или гипотетическими?
Приведенный выше краткий перечень примерных вопросов говорит о том, что создание «теории» вполне возможно. Она выглядит как сочетание теории игр, теории организации, теории коммуникаций, теории свидетельств [Демпстера—Шефера. —
Особо укажем на два обстоятельства. Одно из них заключается в том, что, хотя название «стратегия конфликта» звучит весьма пугающе, эта теория не занимается эффективным