Стратегия конфликта

Второе обстоятельство состоит в том, что теория равным образом применима и к конфликту, и к ситуации общего интереса, к взаимодействию как потенциальных противников, так и потенциальных друзей. В крайнем случае, когда нет ни почвы для взаимного компромисса, ни какого-либо общего интереса, хотя бы в том, чтобы избежать общей беды, теория вырождается; она вырождается и в случае другой крайности, при полном отсутствии конфликта и проблем в определении и достижении общих целей. Но в интервале между этими крайностями теория применима к сочетанию конфликта и общего интереса; ее можно равным образом назвать теорией условного партнерства или теорией неполного антагонизма[7]. (В главе 9 указывается, что некоторые центральные аспекты проблемы внезапного нападения в международных отношениях структурно идентичны проблемам недоверчивых партнеров.)

Оба эти обстоятельства — нейтральность теории относительно степени конфликтности и определение «стратегии» как влияния на противника через его представления о последствиях его собственных действий указывают на то, что мы можем назвать эту теорию теорией взаимозависимых решений.

Угрозы и ответы на угрозы, репрессалии и контррепрессалии, ограниченная война, гонка вооружений, балансирование на грани войны, внезапное нападение, доверие и обман — все это может восприниматься как импульсивные или как хладнокровные действия. Предполагая в ходе разработки теории, что эти действия продуманы, мы не утверждаем, что они таковы на деле. Скорее утверждается, что при создании систематической теории предположение о рациональном поведении будет продуктивным. Если поведение было бы действительно продуманным, было бы проще разработать обоснованную и релевантную теорию. Рассматривая теоретические построения лишь как исходный пункт для того, чтобы в дальнейшем приблизиться к действительности, а не как полностью адекватную теорию, мы должны суметь защититься от худших результатов тенденциозного теоретизирования.

Кроме того, теория, основанная на предположении, что участники взвешенно и «рационально» рассчитывают собственные выгоды в согласии с внутренне согласованной системой ценностей, заставляет задуматься о значении «иррациональности». Лица, принимающие решения, непросто распределены по линейной шкале, на одном конце которой абсолютная рациональность, а на другом — полная иррациональность. Рациональность есть набор признаков, и отклонение от полной рациональности может происходить по различным направлениям. Иррациональность может подразумевать неупорядоченную и противоречивую систему ценностей, плохой расчет, неспособность получить сообщение или неспособность к эффективному общению; она может подразумевать случайные и бессистемные влияния в выработке решений и их трансляции, а порой иррациональность отражает коллективный характер решения группой лиц, чьи системы ценностей не совпадают и чьи организационные решения и системы коммуникации не позволяют им действовать как единый субъект.

На самом деле основные элементы, входящие в модель рационального поведения, можно отождествить со специфическими типами рациональности и иррациональности. Систему ценностей, систему коммуникации, информационную систему, коллективный процесс принятия решений или параметр, представляющий вероятность ошибки или потери управления, можно рассматривать как попытку формализовать изучение «иррациональности». Гитлер, французский парламент, командир бомбардировщика, операторы радара в Пирл-Харборе, Хрущев и американский электорат — все они могут страдать некоторыми видами «иррациональности», но эти виды «иррациональности» совершенно различны. (Даже невротик с рассогласованными ценностями, не способный их согласовать, мотивированый подавлять, а не примирять противоречивые цели — даже такое лицо для некоторых целей может рассматриваться как пара «рациональных» субъектов с несовпадающими системами ценностей, достигающих коллективного решения через процесс голосования, в котором имеются бессистемные и случайные элементы, асимметричные каналы коммуникации и т.д.)