Стратегия конфликта

Очевидный ограничивающий характер предположения о «рациональном» поведении, т.е. рассчитываемой стратегии решений, направленной на максимизацию ценности, смягчается двумя дополнительными наблюдениями. Одно, которое я привожу из третьих рук, утверждает, что даже среди эмоционально неуравновешенных, заведомых «абсурдистов» часто встречается интуитивное понимание принципов стратегии или, по меньшей мере, применение таких принципов в отдельных случаях. Мне говорили, что обитатели психиатрических лечебниц зачастую культивируют, намеренно или нет, системы ценностей, которые делают их менее восприимчивыми к дисциплинарным угрозам и дают им дополнительные возможности самим использовать принуждение. Легкомысленное и даже самоубийственное отношение к ранениям — «Я вскрою вены, если вы не позволите мне...» — может быть подлинным стратегическим преимуществом, как и культивируемая неспособность слышать и воспринимать или репутация человека, часто теряющего контроль над собой. Все это делает неэффективными угрозы наказания в качестве меры сдерживания. (И снова я вспоминаю о своих детях.) По существу, одним из преимуществ теории «рациональных» стратегических решений, использующей понятие рациональности в эксплицитном виде, в ситуациях сочетания конфликта и общего интереса является то, что, указывая на стратегические основы той или иной парадоксальной тактики, она указывает и на то, насколько здравы и рациональны некоторые тактики, практикуемые слабыми и неподготовленными людьми. Не будет преувеличением сказать, что наша искушенность иногда подавляет здравую интуицию, и что одним из эффектов эксплицитной теории может стать восстановление некоторых интуитивных понятий, которые лишь на первый взгляд кажутся «иррациональными».

Второе наблюдение связано с первым. Оно состоит в том, что эксплицитная теория «рациональных» решений и стратегических последствий таких решений ясно показывает, что неизменно и явно рациональные решения и мотивации вовсе не являются универсальным преимуществом в конфликтных ситуациях. В определенных типах конфликтных ситуаций, вроде приведенных ранее примеров, многие атрибуты рациональности выступают стратегическим недостатком. Можно совершенно рациональным образом желать себе лишиться части рациональности или — если такой язык вызывает философские возражения — хотеть располагать властью в определенных ситуациях приостанавливать свои рациональные способности. И возможность на время отложить или разрушить собственную «рациональность», по крайней мере в определенных пределах, действительно существует; это доступно любому, потому что не все признаки, составляющие рациональность, являются неотъемлимыми, глубоко личностными частями человеческой души, но включают такие вещи, как слуховые аппараты, надежность почты, правовая система и рациональность представителей и партнеров. В принципе, можно с одинаковым успехом избежать вымогательства, накачав свой мозг наркотиками, демонстративно изолировав себя географически, обременив свои активы юридическими претензиями или сломав руку, которой подписываешь чеки. В теории стратегии некоторые из этих средств защиты могут быть представлены как ослабление рациональности, если мы желаем представить их таковыми. Теория, которая делает рациональность явно выраженным постулатом, способна не только изменить этот постулат и изучить его смысл, но и лишить его некоторого мистического флера. Фактически парадоксальная роль «рациональности» в подобных конфликтных ситуациях служит еще одним аргументом в пользу необходимости систематической теории.

И результаты анализа стратегического поведения зачастую в некоторой степени парадоксальны; они часто противоречат здравому смыслу или обычным правилам. Я проиллюстрировал в примере с вымогательством, что неверно, будто перед лицом угрозы непременно выгодно быть рациональным, и это в особенности неверно, если факт рациональности или иррациональности нельзя скрыть. Перед лицом угрозы вовсе не является преимуществом то, что система связи в полном порядке, что информация полна или что человек полностью контролирует свои действия или активы. Я уже упоминал Моссадека и своих маленьких детей; ту же самую тактику иллюстрирует сжигание мостов, чтобы убедить противника в том, что отступления не будет. Старый английский закон, который сделал серьезным преступлением уплату дани прибрежным пиратам, в свете теории стратегии не обязательно жесток или странен. Интересно, что сама политическая демократия полагается на систему коммуникации, делающую невозможной передачу достоверного свидетельства: бюллетень тайного голосования есть механизм, лишающий избирателя возможности доказать другим, что он голосовал так, а не иначе. Лишившись этого, он лишается возможности быть запуганным. Будучи не в силах подтвердить, подчинился он угрозе или нет, он знает — и знают те, кто мог бы ему угрожать, — что любое наказание не будет связано с тем, как он проголосовал на самом деле.