Стратегия. Логика войны и мира

Впрочем, это маловероятно, поскольку партизаны крайне редко способны собрать разрозненные локальные группы в единый отряд – и обыкновенно они не хотят этого делать, потому что преимущество в снабжении, коммуникациях и мобильности остается, как правило, за правительством[104]. В итоге главные силы и их сражения будут, скорее всего, сопутствовать малым трудноуловимым отрядам, которые при первой возможности нападают на любые сколько-нибудь значимые цели без защиты. Правительство тем самым сталкивается с необходимостью укомплектовывать, с одной стороны, крупные формирования (чтобы воевать с объединенными силами партизан) и создавать, с другой стороны, укрепленные точки для защиты различных объектов от атак мелких групп. Это ставит правительство в то же положение, в каком оказывается армия, ведущая регулярную войну на фронте: она подчиняет себе активно враждебное население и стремится свести к минимуму отвлечение своих сил для обеспечения безопасности в тылу. Для оккупационной армии дешевле всего будет отпугивать партизан карательными мерами, будь то смертные казни или нечто иное (уничтожение имущества может оказаться столь же эффективным), а не упреждать их атаки, распределяя малые подразделения по всем районам, охваченным сопротивлением[105]. При этом в подавлении революционных повстанцев в своей стране равноценное решение заключается в том, чтобы заставить обитателей неспокойных районов создавать ополчение для самозащиты – то есть организовывать точечную оборону, чтобы освободить регулярные части от караульных и гарнизонных обязанностей[106]; тогда эти части приступят к крупномасштабным действиям против главных сил повстанцев. Так случилось в Сальвадоре в 1980-х годах, когда Defensa Civil («Гражданская оборона») вооружала и обучала крестьян, чтобы те могли защищаться против партизан. Мобильная обучающая команда прибывала на место и обучала крестьян обращению с карабинами M1, а также простейшей тактике; в деревне оставляли армейского сержанта с полевой радиостанцией, которому поручали командовать крестьянами и вызывать помощь при необходимости. Эта система показала себя на «отлично» и оказалась намного эффективнее попыток регулярной армии (медлительные и шумные батальоны численностью в 1200 человек) отыскать партизан и вступить с ними в бой[107].

В те же годы СССР вел свою последнюю войну в Афганистане. Столкнувшись с трудноуловимыми повстанцами, разобщенными в еще большей степени из-за того, что сопротивление было политически раздробленным, Советский Союз и его афганские ставленники в значительной мере полагались на карательные меры: ковровые бомбардировки близлежащих деревень были обычным ответом на атаки повстанцев, поступало немало сообщений о казнях мужчин боеспособного возраста. Конечно, эффект устрашения был весьма невелик: будучи детьми военизированной культуры, к тому же воспламененные религиозным пылом, повстанцы не отказывались от сопротивления вследствие тяжкой участи гражданского населения[108]. Однако со временем бомбардировки доказали свою эффективность, изменив демографию Афганистана. Те области, в которых повстанцы вели себя активнее всего, постепенно пустели[109]. А там, где деревенское население, напротив, не уменьшилось, масштабы действий повстанцев оставались крайне скромными. Постепенно повстанцы лишались семей и кланов, которые перебирались в лагеря для беженцев в Пакистане и Иране, где им не грозили советские карательные меры. Так исчезала поддержка населения, ранее снабжавшего повстанцев съестными припасами и информацией. Если не считать немногих операций коммандос, Советская армия, укомплектованная по большей части призывниками, избегала наступательных действий ради снижения потерь. Число последних действительно оставалось очень низким: в год гибло менее тысячи человек. Но в конце концов и этого оказалось много. Выяснилось, что закрытое советское общество со строжайшей цензурой еще меньше готово мириться с потерями, чем американское общество в период войны во Вьетнаме.

Глава 10 Стратегия театра военных действий: затруднение действий и неожиданная атака

Мы видели, что различные форматы обороны театра военных действий не являются предметом свободного выбора: они предопределяются основополагающими политическими и культурными факторами. Обычно предпочтение отдается предварительной, статичной обороне на передовых рубежах, даже если при этом на практике применяется некое подобие обороны незначительной глубины. Что же касается вариантов глубокой обороны и уж тем более обороны эластичной, их вряд ли сознательно планируют – скорее, принимают крайне неохотно, чтобы предотвратить неминуемое поражение.