Другая возможность заключалась в том, что Советский Союз мог напасть из оборонительных соображений, чтобы упредить нападение сил альянса, которое, как полагали лидеры СССР, было не за горами. Идея, что агрессия могла быть тайно согласована парламентом Нидерландов, канцлером Западной Германии, великим герцогом Люксембурга, бельгийским кабинетом, а также Белым домом и Уайтхоллом, кажется невероятной. Но лидеры Кремля возглавляли правительство, способности которого к подозрению были, похоже, безграничны, и ни одну историческую дату в Советском Союзе не помнят так отчетливо, как 22 июня 1941 года, когда вторжение оказалось ужасающей неожиданностью. Если бы то, что воспринималось как необходимая самозащита, стало мотивом для агрессии, то тактическое ядерное оружие альянса сохранило бы физическую способность свести на нет грозящую победу советских обычных сил и средств, но не отпугнуть от атаки полностью.
Именно с немецкой территории обе стороны должны были выпустить больше всего ядерных боеголовок ближнего действия, и именно немецкие прифронтовые области пострадали бы от ядерного опустошения. Поскольку это нанесло бы громадный ущерб, ядерная контругроза альянса должна была самоустраниться. И все же даже правительство Западной Германии продолжало твердить о необходимости атаки тактическим ядерным оружием в случае грозящей неядерной победы СССР[82]
. Оно предпочитало пойти на этот риск, вместо того чтобы содержать войска обычного сдерживания, способные разбить неядерное вторжение, не прибегая к высшему суду ядерной войны.Опасности, возникающие при расчете на ядерное оружие, в течение «холодной войны» становились все более очевидны, но для альянса последствия наращивания его обычных сил могли оказаться парадоксально отрицательными. Отказ европейских союзников США наращивать свои неядерные силы определялся, конечно же, нежеланием идти на большие военные расходы. Но он мог быть оправдан и стратегическими соображениями. Правда, если бы неядерные войска альянса были достаточно сильны для того, чтобы защитить центральный фронт от советского неядерного вторжения, не возникло бы и необходимости применять тактическое ядерное оружие. Поэтому в случае войны мир встал бы перед общей для всех опасностью постепенного перерастания локального конфликта в межконтинентальную ядерную войну. Но, даже если ядерное оружие на войне не применялось бы, неядерные бои все же велись бы, и они были бы чрезвычайно разрушительны для затронутого войной населения Европы — но не для русских или американцев. В то время казалось верным решением уравнять степень риска сторон.
Глава 9
Стратегия театра военных действий II: нападение и оборона
При разработке стратегии наступления в масштабах театра военных действий приходится выбирать между наступлением широким фронтом, которое может позволить себе только очень сильный (иначе армию, наступающую по всем направлениям сразу, превзойдут в численности), и наступлением на узком участке, дающим возможность победить даже слабому, вели он сосредоточит свои силы. Наступление широким фронтом, без использования обходного маневра или оперативной изобретательности, скорее всего, приведет к гораздо большим жертвам. С другой стороны, его простота снижает риск: параллельное продвижение вперед гораздо легче координировать, чем сходящиеся глубокие удары, и, конечно же, при нем нет уязвимых флангов. Напротив, и риск, и выгода неизбежно возрастают, когда наступление происходит более концентрированно — кульминационным проявлением этого стали глубокие удары на узких участках фронта времен классического немецкого блицкрига 1939–1942 годов, представлявшие собою частью дерзкий маневр, частью самонадеянный трюк. В силу обычного парадокса логики стратегии только те, у кого уже есть надежный запас превосходства в силах, могут позволить себе осторожное широкое наступление, тогда как те, кто уже рискует, должны пойти на еще больший риск, чтобы вообще приобрести хотя бы какой-то шанс на успех.