Страж перевала

Правда, при взгляде на него я усомнилась в том, что он себя-то помнит. Мужчина, когда-то, должно быть, рослый и крепкий, сейчас превратился в обтянутый пятнистой кожей скелет. Я не шучу: сквозь прорехи в его рубище прекрасно было видно покрытое старыми шрамами и непонятными пятнами тело. Он почти облысел, только на висках и надо лбом беспорядочными редкими пучками росли седые волосы, а кожа на голове, странного багрового цвета, казалась неровной, бугристой.

На лицо его я не могла смотреть без содрогания: казалось, его попросту размозжили, потом скатали в шар и вылепили заново как попало, вкривь и вкось. Челюсть отвисала, и я видела, что человек почти беззуб. От носа и ушей остались какие-то бесформенные комки, левый глаз не открывался полностью — кожа на лбу словно расплавилась когда-то, как воск, стекла вниз и так прикипела к щеке.

Он кривился на один бок — должно быть, когда-то переломанные ребра срослись неправильно и не давали ему разогнуться. На правой руке не хватало трех пальцев, и она напоминала скрюченную, обугленную птичью лапу, поджатую к груди. Не уверена, что этот несчастный мог ею пользоваться. Левая осталась более-менее целой, хотя мне показалось, что и она толком не сгибается.

И Вител не преувеличил: запах от незнакомца исходил такой, что подходить к нему не хотелось. Это было не просто вонью грязной одежды и испражнений, сквозь нее пробивался другой душок, больше всего похожий на… на…

— Да он, похоже, гниет заживо, — едва слышно пробормотал Чарим, делая охранительный знак. — И не первый год. Глянь, какие язвы на ногах… уверен, у него по всему телу такие.

— А ты еще спрашиваешь, почему я его к себе в седло не взял, — буркнул Вител в ответ и, повысив голос, окликнул незнакомца: — Эй! Не околел еще? Вижу шевелишься… Есть хочешь, поди?

Тот ответил невнятным звуком, с явным трудом приподнялся, чтобы поменять позу… и увидел меня.

Искалеченная трясущаяся рука вытянулась ко мне, будто пытаясь схватить, и я невольно отступила назад, налетев спиной на Чарима.

— Ты… — прохрипел убогий. Теперь он стоял на коленях, не в силах подняться, и все тянулся ко мне и не мог достать. — Лен…

— Кто ты? — спросила я. — Откуда ты знаешь мое имя?

— Жива… — Он зашелся в кашле и сквозь него выдавил: — Я… это я…

— Кто ты? — нахмурился Чарим. — Назовись хотя бы!

Но тот, похоже, не слышал: он скорчился, уткнувшись шишковатым лбом в стылую землю, и сквозь сотрясающие его рыдания я разобрала еще одно слово, и не я одна.

— Леннар? — удивленно переспросил Вител и взглянул на меня. — Но ты же Альена, ведь так?

— Да… — У меня по спине побежали ледяные мурашки.

— А кто тогда такая… или такой Леннар?

— Это… — Я сглотнула. — Это имя моей матери.

Глава 20

— Глянь, он жив еще? — спросил Чарим, когда незнакомец, как-то странно хлюпнув горлом, растянулся на земле.

— Почему я-то?

— Потому что ты его уже трогал, а мне что-то не хочется, — пояснил тот, и Вител осторожно перевернул беспамятного на спину носком сапога.

— Вроде дышит.

— Ага. Это он, наверно, от изумления сомлел, — сказал Чарим. — Слышали, что он бормотал? Жива, жива… и имя матери Ленни. Я верно расслышал?

Я кивнула, вглядываясь в изуродованное лицо. Тщетно, я не могла вообразить, какими эти черты были прежде.

— Ленни, ты ведь на мать похожа? — спросил Вител.

— Ты же сам говорил, что похожа, — ответила я. — Только статью в отца удалась, мама-то была невысокая и… ну… не тощая.

— Этот тип в лицо смотрел, да еще против солнца, — сообразил Чарим. — Наверно, спутал тебя с нею. У него, поди, в голове все перемешалось… Может это оказаться какой-нибудь слуга, который твою матушку совсем молоденькой знал?

— Конечно, — кивнула я. — Она была всего двумя годами старше, чем я теперь, когда замуж вышла, а в Сайтор приехала еще раньше. Ну… у нас так принято: нужно посмотреть, приживется ли чужак на перевале, примет ли наши обычаи… и примут ли его.

— Это ты о страже?

— Да… наверно. Не знаю, — помотала я головой. — Само вдруг вспомнилось. Должно быть, так… Маме тут понравилось, и хоть она и ворчала иногда, но больше по привычке. А этот… Может, это кто-то из наших людей, а может, кто-то из маминой свиты, ну, кто с ней в Сайторе остался, не захотел возвращаться.

— Много их было? — уточнил Вител.

— Нет, меньше десятка, — припомнила я, — и мужчин всего двое… Причем один был намного меньше ростом, чем этот, а второй уже пожилой.

— Да по этому поди пойми, сколько ему лет-то! — с досадой произнес Чарим. — Эк его искорежило…

— Он точно не старик, — уверенно сказал Вител. — Глянь ему в рот: зубы, какие уцелели, еще крепкие.

— У иных стариков зубы лучше, чем у молодых.

— Ну на руки посмотри, на кожу… где она целая. Не старческая же!

— Конечно, нет, — подтвердила я, неотрывно глядя на беспамятного бродягу. — Он ровесник моему отцу, разве что немногим старше. Он сам не знал точно, сколько ему лет.

— О чем ты? — не понял Чарим.