Маленькая, тонкая, бледная из-за потери крови, и черные волосы, как змеи, по подушке.
Девочка-ветер.
И одуряюще пахнет гранатом.
— Ты потом мне все расскажешь, — боги, какая же она… Да, давай, кретин, полюбуйся, пока она умирает у тебя на глазах.
Сначала рана.
Расцепить ей сведенные судорогой челюсти, влить обезболивающее и крововосстанавливающее, на язык четыре капли дурмана, нрифтовым кинжалом срезать верхние ткани, кожу по краям. Рана тоже заражена, надо избавляться, влить прямо внутрь обеззараживающее, теперь яд болотных жаб, смешать крапиву и цветы иноры.
И каким-то чудом попытаться пережить ее крик. Дикий и яростный, полный боли.
Терпи, малышка-ветер.
Жаропонижающее и снова яд болотных жаб. Тонкое тело дрожит, на коже — капельки испарины, она мечется и трясется.
Терпи, малышка-ветер, тогда и я справлюсь.
Жидкий нрифт внутрь, и Тивор помогает удержать тело на кровати. Куда же ты рвешься, глупая?
Снова обезболивающее и жаропонижающее, стянуть края раны, попробовать зашить, короткое заклинание, а она яростно бьется. И невозможно. Невозможно кричит.
Дрожат и не слушаются руки, забинтовывая, замирает дыхание, я прокусываю собственное запястье, силой открываю ей рот. Пей, девочка, пей. Она морщится, отворачивается, пытается кричать. Упрямая. Пей!
Я плотнее прижимаю руку, и Лист делает глоток. Один, второй, третий. Умница.
А вот теперь самое сложное: убрать дымку, ее последствия, очистить тело от заклинания.
Я сажусь на кровать, кладу голову Белого на колени и прижимаю ладони к вискам, выпускаю тьму, становлюсь тьмой.
И пропадают все звуки, все краски.
Найти и вытащить, забрать, уничтожить и растереть в пыль. Мерзкое, отвратительное заклинание. Очень сильное. Но тьма сильнее, ее больше, она не только во мне, она и в тебе. Везде. Правда, девочка-ветер?
Белый комок грязи и боли, страданий, слез. Он пульсирует внутри, будто живой. Я тяну, я вскрываю и кромсаю его, поглощаю.
А Лист бьется в моих руках. И все кричит. Боги, как страшно она кричит.
Я пытаюсь оттянуть хоть каплю боли на себя, хоть одну каплю. И я тяну, снова и снова. Белые щупальца плетения льнут ко мне, скользят. И я рычу в ответ, и рычит моя тьма. Порвать чужое плетение, растереть.
Еще немного, совсем чуть-чуть.
Я наконец-то вытягиваю последнюю нить, и смертоносное для нее заклинание осыпается белым пеплом.
Несколько лучей проходит в полной тишине. Надо попробовать отдышаться и взять себя в руки.
— Найди девчонку, которая приходила к ней вчера, — я перебирал шелковые пряди.
— Сделаю, — кивнул оборотень. — Ты сам-то как? — Тивор стоял возле двери, внимательно и напряженно вглядываясь в меня.
— Как будто со мной действительно может что-то случиться, — отмахнулся. — И не думай, что удастся уйти от разговора.
— И не собирался, — фыркнул волк, выходя за дверь.
Я накрыл малышку одеялом и прислонился к спинке.
В голове проносились мысли и картинки такого недавнего прошлого. Все несостыковки, мои сомнения и подозрения. Я был прав — улыбка растянула губы — я не схожу с ума и я по-прежнему люблю женщин.
Ох, а Лист хороша, действительно хороша, кем бы она ни была… Так долго, так искусно водить меня за нос. Меня?! Великого князя Малейского?!
Маленькая девочка-ветер. Со своими невозможными зелеными глазищами, стройными ножками и абсолютно немальчишескими жестами. Это все-таки она лечила меня в Ненна, это она успокаивала и сдерживала Зверя. Тьма! Да как она вообще выдержала так долго? Выдержала меня?
А ведь Нарина была права… Дрянь сказала, что я прозрею, когда ослепну, и ведь действительно прозрел. После Ненна я был практически полностью уверен, старый дурак.
А она подсунула мне свою вампиршу.
Тьфу!
Тот поцелуй все еще стоял перед глазами, и нога в чулке, и покрасневший Белый, и собственная ярость, как кипящее масло внутри. О, я был невероятно зол и думал, что рехнулся окончательно и бесповоротно, ведь даже увиденное не помогло поверить. Я не хотел признавать, что Лист — мальчишка. Даже мысль об этом вызывала гнев и ярость, безумный смех. И вот это уже стало проблемой. А проблемы надо решать. И я решил. Дал ему полную свободу от себя. Попробовал действительно отпустить. Хотя бы на время оборвать, сократить до минимума контакты. Не пересекаться.
Этот долбанный суман я бесился еще больше, дергался, когда приходило очередное сообщение о том, что на Одану совершено покушение. О да, старый маразматик, я даже попробовал убедить себя, что беспокоюсь за эльфийку, за отношения с лопоухими, за контракты. Ну-да, ну-да. Хватило меня ровно на три оборота. А потом пришлось признать очевидный факт: мне скучно без мальчишки.
Я с шумом втянул воздух и захлебнулся, утонул в запахе граната. Сочный, спелый, сладкий, терпкий вкус растекался по языку, обволакивал небо, заставил дышать чаще.
Я перевел взгляд на Листа.
Спит, такая маленькая, что даже страшно.
Тьма, а ведь я валял ее по полу, она успокаивала Зверя, она… Да она чуть ли не водила меня на горшок и кормила с ложки! От последней мысли стало почему-то почти неловко. Мне? Неловко? И пробрало на тихий смех.