Людвика невольно залюбовалась подругой – никогда она ее не видела такой увлеченной, сосредоточенной, даже когда та про своих кавалеров рассказывала. Так, может, это и есть ее талант или как там это называют – призвание?! А тем временем Лера незаметно перешла от стратегии к тактике и сунула Людвике черный карандаш.
Несмотря на запоздалые протесты и споры о том, что больше идет блондинкам, Лера выхватила карандаш у непонятливой подруги и принялась дальше разрисовывать Людвику, время от времени закусывая от старания нижнюю губу и между делом задавая вопросы:
– Ну а ты как?
– Насчет чего? – Людвика с трудом разомкнула рот, подвергающийся немилосердному малеванию цикламеновой помадой.
– Насчет того, – многозначительно проговорила Лера, убирая ваткой размазки помады на нижней губе своей «пациентки». И, увидев, что Людвика не может говорить, пояснила:
– У тебя есть кто?
– В Песчанске? – спросила Людвика, и из-за Лериных манипуляций это прозвучало шепеляво: «В Пещанске».
– Да хоть бы и в Пещанске, – сказала Лера и достала румяна кораллового цвета, но тут же передумала и взяла вместо них бежево-персиковые. Высвободив рот и ужаснувшись выбору цвета обоих румян, Людвика поправила ее:
– Да не в Пещанске, а в Песчанске.
– Да какая разница! – воскликнула Лера и сняла ваткой с кремом персиковые румяна со щеки Людвики, так как они делали ее лицо похожим на газетную бумагу, выгоревшую на солнце вот уже лет пять назад. – Ты по делу говори!
– Есть, – задумчиво сказала Людвика и опустила глаза. «Или нет», – подумала она, но вслух сказала: – Смотря что ты под этим понимаешь.
Лера пошуршала коробочками в одной из своих волшебных сумочек и нашла румяна бледно-розовато-лилового цвета. – Ну ты даешь! А что еще под этим можно понимать?
Румяна заиграли на щеках страстотерпицы Людвики неровным металлическим переливом, и оттого что перед этим Лера их нещадно терла ваткой, щеки стали бордово-сиреневыми. Поверх она наложила щедрый слой «Лесного ландыша» и пуховкой растерла пудру на лице несчастной.
– Ага, это то, что нам надо! Смотри! Как оживляет твой цвет лица эта розово-лиловая гамма!
Людвика посмотрела в зеркало и не сразу сообразила, что злобная пожилая дама с тяжелым уставшим взглядом, черными бровями и лиловыми щеками – это она. «Господи, какой ужас», – подумала Людвика, но расстраивать подругу не хотелось, и она просто сказала:
– Ага.
Неизвестно, что бы еще с ней произвела Лера в пылу своего косметического вдохновения, но тут она посмотрела на часы и сказала:
– Ой, десятый час уже, мои скоро из гостей притащатся, пора сматывать удочки. – И стала собирать коробочки и ватки со стола в цветастые сумочки. Иногда она поглядывала на дело рук своих – преобразившееся лицо гостьи – и мечтательно говорила:
– Это что, вот мне папин знакомый настоящий театральный грим обещал принести, ну для балерин и артисток, вот тогда приходи, мы еще и не такое сделаем.
«Неужели можно еще хуже что-то сделать?» – съязвила мысленно Людвика и принялась стирать румяна и пудру с лица. Лера охнула и буквально схватила ее за руку.
– Ты с ума сошла, сейчас сядешь в метро – старайся, чтоб с тобой рядом всегда место было, и гляди вот так. – Она по-дурацки скосила глаза в сторону и надула щеки, как будто ее продуло в трамвае. – И завтра мне расскажешь, каков был эффект.
– Ну ладно, ты хотя бы мне с собой дай ваты, салфеток и крема, чтоб дома все это снять. Я знаю, что мылом вредно лицо тереть.
– Да-да, конечно, – забеспокоилась Лера и дала Людвике вату, початый тюбик крема для жирной кожи фабрики «Свобода» и с пяток влажных салфеток, которые она заботливо сбрызнула водой из стакана. – Крем потом на занятиях отдашь.
Она забегала из комнаты в кухню, собирая со стола. Уже в прихожей Лера прыснула на Людвику «Красной Москвой» из пульверизатора с грушей, и Людвика едва успела закрыть глаза, чуть не задохнувшись от этого удушливого запаха.
– Нравится? – ласково спросила Лера. – Я тоже от этих духов просто схожу с ума. Ну ладно, пока. Не благодари, мне приятно тебе показать, как надо за собой ухаживать.
Едва дождавшись, как захлопнется дверь лифта, Людвика вытащила из сумки вату и крем и начала неистово стирать с лица жуткие Лерины раскраски. Вот он уже проехал четвертый, третий, второй, вот остановился на первом этаже, а Людвика все продолжала усердно тереть лицо, как тряпку на стиральной доске. После этого она стала протирать остатки крема мокрой салфеткой и тут услышала, что кто-то заходит в подъезд и собирается открыть наружную дверь лифта. Она поспешно отворила одну из сетчатых створок внутренней двери и обомлела…