Стрекоза для покойника (СИ)

Она разглядела Ярослава Гаранина. Ноги будто в асфальт вросли. Так не бывает! Когда думаешь о ком-то, а он тебя ждет на улице - так не бывает!

- Мне Анфиса Павловна сказала, что ты к Муне пошла, - сказал Яр, - я… хотел тебя пригласить куда-нибудь.

В его спокойном негромком голосе смущения не было вовсе, лишь некоторое удивление, будто он сам себя спрашивал - а что я тут делаю, и на хрена мне это нужно?

- Давай погуляем? - предложила Лука. - А потом можно зайти куда-нибудь кофе выпить… Или шоколада горячего!

В ее голосе прозвучали такие мечтательные нотки, что Гаранин засмеялся.

- Ты сладкоежка? - спросил он, когда они вывернули из подворотни на улицу.

- А ты? - вопросом на вопрос ответила она.

- Боже упаси, - ужаснулся Яр, - я мясо люблю!

Лука поглядывала на него снизу вверх и тайно гордилась тому, что такой парень идет рядом. В нем ей нравилось все - и давно не стриженные волосы, падавшие на лицо, и мимолетно-дикий блеск зрачков в темноте, где не горели уличные фонари, и распахнутая куртка, из-под которой выглядывала футболка с изображением хамелеона в смешной шапочке, и верный рюкзачок…

- Твой рюкзак Алусе принадлежит, почему ты его носишь? - спросила она.

- Я ей обещал, что буду его охранять. Так охранять удобнее всего! - ответил Яр. - Она когда в больницу в первый раз ложилась, с собой ничего не разрешили брать, даже носильные вещи. Это сейчас какие-то послабления есть, вроде игрушек, а тогда к ней в бокс даже не пускали никого.

- Мама переживала сильно? - тихо спросила Лука.

Отчего ей казалось, что она первая, с кем он говорит об этом?

- Очень… похудела на десять килограммов… Если бы не отчим, на знаю, как бы она это все выдержала!

- Отчим? Алусин отец? Как его звали?

- Макс… Максим Бабошкин.

Они замолчали. Лука не догадывалась, о чем думал Гаранин, но он шел рядом все так же размеренно и широко, будто предстояло пройти еще не один километр. Его лицо было спокойным. Пережил? Или маска невозмутимости настолько срослась с его образом, что стала второй личиной?

- Он… хороший был? - спросила Лука и ощутила, как тоскует по своему отцу.

Точнее было бы сказать, по Павлу Владимировичу Должикову, но язык не поворачивался.

- Мама была счастливой, - ответил Яр, вложив в три короткие слова все возможные объяснения, и посмотрел на Луку. - Ты так и не скажешь мне, почему с родителями не живешь?

Горло перехватило.

- Скажу, - хрипло сказала Лука, - вот сядем где-нибудь, и я тебе все расскажу о себе… если тебе интересно, конечно.

- Мне - интересно, - улыбнулся Гаранин. - Ты вообще интересная, Лука. Маленькая, взъерошенная, как сычик…

- Какой я тебе сычик? - возмутилась Лука. - Сам ты…

И вдруг заметила лукавые ямочки в уголках его губ и смех в глазах.

- Ах ты!..

Яр легко ушел от ее попытки стукнуть его промеж лопаток. Лука погналась за ним, хохоча и задыхаясь - двигался, подлец, молниеносно. Одиночество в ее душе испуганно съежилось и испарилось…

В маленьком кафе оказался свободным столик у самого окна, под уютным оранжевым абажуром. Лука, обжигаясь, выпила горячий шокочино, собралась с духом и принялась рассказывать Гаранину все, что случилось с ней с того самого момента, как она узнала, что неродная дочь. Яр слушал молча, небольшими глотками отпивал эспрессо из смехотворной чашки, куда накидал столько сахара, что у девушки глаза на лоб полезли. Не перебивал. Смотрел в окно, на проходящих мимо людей, кутающихся в пальто и пуховики от морозного ветра, на проезжающие машины, подмаргивающие фарами. Лишь один раз перевел взгляд на собеседницу, когда она, заикаясь и подбирая слова, принялась описывать смерть Эммы Висенте.

Как роднику стоит пробить мерзлую земли - и уже не остановишь, так и Лука, махнув рукой на собственные опасения, говорила Гаранину обо всех своих подозрениях и страхах. Не рассказала лишь о странном сне: о подземелье со стоящими в нем кругом тринадцатью стульями, о виноградной лозе, похожей на скелет.

Когда она замолчала, Яр осторожно, будто боялся разбить, поставил чашку на блюдце и констатировал:

- Ситуация - дерьмо.

- Дерьмо, - немедленно согласилась Лука, не уточняя, какую именно ситуацию - с семьей или со смертью Висенте, он имеет в виду.

Рука сама собой полезла в карман куртки, за пачкой с сигаретами. Гаранин следил за ней неотрывно, наверное, думал, что Луке станет стыдно курить при нем. Но она только что сделала то, чего никогда ранее не делала, а именно, вывернула наизнанку душу… Сигарета была решительно необходима!

Его ноздри дрогнули, когда их достиг запах дыма.

- Тебя что больше волнует, Лука, - вдруг спросил Гаранин, - убийство Эммы или ситуация с семьей?

- Семья! - вырвалось у нее и… она стушевалась.

Так легко, оказывается, довериться кому-то, но еще легче потом пожалеть об этом!

- Я бы на месте твоего отца тебя отлупил, - вдруг улыбнулся Яр, - да и с мамой твоей поговорил бы серьезно. Родные-неродные, они тебя вырастили. Вы - семья! А ведете себя как дети малые! Да, ты молодец, доказала им, что одна не пропадешь, но что дальше? Ни твоя мама, ни ты, я так понимаю, первый шаг к примирению делать не собираетесь?