Стреляйтесь сами, мазепа (СИ)

Вот тогда они и встретились. Гусыниным оказался тощий, высокий человек в партикулярном платье с бледным озабоченным лицом, жёлтыми немигающими глазами, и с какой-то неприлично - по-холуйски - согнутой спиной. Кем он состоял при полковнике? Судя по забитому своему внешнему виду, исполнял обязанности писаря небольшой канцелярии в уездном полицейском участке. Должность эта, как известно, была нервной и плохо оплачиваемой. Человек, её занимавший, запросто мог и зуботычину за нерадение получить, и быть обруганным площадно.

Выслушав приказ исправника, Гусынин вытащил бумаги из походного баульчика, переписал указанных казаков и, несколько помявшись, спросил у "их высокоблагородия", какие будут указания насчёт офицера. Тот нахмурился:

- Ты что, душа казённая, меня повторять заставляешь. Поручик, - подозвал Цезаря, - Изложите крапивнику, и подробно, обстоятельства вашей встречи с преступником, - и пригрозил Гусынину пальцем, - Всё оформить надлежащим образом и подписать.

"И ведь мне пришлось тогда, - сокрушенно думал сейчас Алымов, - Рассказать желтоглазому не только частности нападения на меня, но и куда, и зачем я ехал, как давно знаком со стариком Угрюмовым и его дочерью. А зачем он, подлец, выспрашивал: кто бывает в усадьбе и не замечал ли я там лиц подозрительных? Н-да-с. Если приказчик Босоногова и тот Гусынин - есть одно лицо, значит, записку мою к Ольге он, скорее всего, прочитал. И, стало быть, жандармы тоже. А, впрочем, что в той записке было крамольного? Ну, просил я Олю придержать для меня оружие, оставшееся после внезапной смерти отца, а денежный задаток принять от моего бывшего сослуживца Сергея Никитовича Рябцева, который, будучи проездом в Томск, решил меня повидать в Тобольске. Кстати, а почему Сергей так долго не возвращается? Уж не остался ли на хуторе погостевать на недельку? Или случилось что? Надо завтра же съездить к Угрюмовой, а сегодня Калетина навестить".

Вечером, прибыв к дому "хозяина" Чёрной слободы, Цезарь заметил у ворот несколько выездов, на которых дремали кучера, и с тревогой спросил встретившего его служителя, по поводу чего сегодня такой сбор у Григория Платоновича? Тот только развёл руками и пошёл докладывать. Спустившийся через несколько минут в вестибюль Калетин, хохотнул:

- Да господа гласные городской думы у меня. Прожекты свои по учинению в слободке заведений разных привезли. Думают, дураки, что я денег им дам для обзаведения собственных делишек. Сейчас я их выпровожу, и Людмила нам кофе сварит.

- Ну, так с чем пожаловал, друг сердечный, в столь неурочное время? - спросил, когда они уселись у камина.

Алымов сделал глоток ароматного "Мокко", отставил чашку:

- Поплакаться приехал, Гриша. Надоело всё. Или запутался я. Ком какой-то в душе: цирк перестал удивлять, Ольга замуж вышла, раны болят.

- И ты хочешь, чтоб я тебя утешил? А ведь говорил я тебе, что зря ты тогда братца своего прожигу пожалел и рысаков у него выкупил. Он сейчас, небось, в Москве деньги на баб спускает, а ты тут от забот худеешь, - Калетин недовольно покачал головой, - Запутался он. Ладно, с цирком ещё что-то можно придумать, но вот Ольгу из сердца твоего я вынуть не могу. И ещё скажи мне: а к трещётке Жирмунской ты зачем ходишь?

Алымов от неожиданности вздрогнул:

- Господи, ну это ты откуда знаешь?

- Ах, Цезарик, Цезарик. Я бы ещё понял тебя, свяжись ты с распоследней шлюхой из жёлтого дома мадам Дюшон, но с дамой, которую облизывает жандарм Мазепа, уволь!

Алымов побледнел и попросил Калетина объясниться, иначе... Григорий Платонович не меняя позы и выражения лица, хлёстко осадил друга:

- Горячиться можно, но зачем же кипеть, Цезарь? Ты знаешь, что осведомители у меня есть везде и информация о "весёлой вдове", к сожалению, верная. Уезжай ты отсюда. На курорт, например. Раны подлечишь. А то в столице осядь. Мне там верный человек нужен. И денег я тебе дам.

Цезарь, успокоившись, посмотрел в глаза Калетину:

- Спасибо, Гриша, но куда я от своих коней. На конец апреля назначен показ новой программы. Как я это брошу? - он помолчал немного, - У меня к тебе ещё одна просьба. Друг у меня пропал. Поехал к Угрюмовой с моим поручением и вот уже четвёртый день, как нет его. Пошли своих узнать. Я, сам понимаешь, к встрече с Ольгой не готов.

- Не переживай. Завтра Кукиш узнает, где твой друг.

Через день Григорий Платонович сам приехал в цирк. Без обиняков сразу сказал Алымову, что друг его в усадьбе не появлялся и денег, стало быть, никаких хозяевам не передавал:

- Кукиш своим видом испугал их там до смерти. Пускать вначале не хотели. Но, узнав, что от тебя, сами расспрашивать стали. Ты пока ничего худого не думай. Поищем. Где он, говоришь, останавливался, в "Ямской"?

- В "Ямской", Гриша, в "Ямской", - потерянно протянул Цезарь, - Сорок третий номер. Но ты, знаешь, меня тут другое беспокоит, вернее, другая. Морда одна.

- Не тяни, - приказал Калетин.