Стрелок

– Следующее. Те два агента, выходящие из переулка: забудьте о них. У вас и так хватит забот, без того чтобы стараться подгадать, как они окажутся в нужное время в нужном месте. Они нам не нужны. Нам больше никто не нужен, потому что как только подойдем к Джонни вплотную, мы будем действовать. У вас у обоих ваши «тридцать восьмые» в кобуре на поясе?

– Так точно, сэр, – последовал ответ.

– Можете засунуть руку под пиджак и взяться за рукоятку. Так вы не нарушите приказ. Но если Джонни решит сыграть в плохую игру, вам придется быстро выхватить оружие и выстрелить, позаботившись о том, чтобы видеть мушку и Джонни, когда вы будете нажимать на спусковой крючок. Точку прицеливания вы найдете без труда, но только если глаза будут руководить рукой. Стрелять можно лишь тогда, когда пистолет в поле зрения и ствол направлен на Джонни, прямо в его белую сорочку, которая будет не больше чем в двух шагах перед вами; и только тогда вы открываете огонь. Это понятно?

И снова:

– Так точно, сэр.

– Когда нагоню Джонни, я сделаю шаг в сторону, чтобы оказаться под углом в сорок пять градусов к нему. Окликну его. «Джонни» – достаточно будет сказать только одно слово. И, поверьте, он поймет, что я обращаюсь к нему. Это ключевой момент. Джонни может выхватить пистолет, может поднять руки к небу. Выбор за ним. Если он поднимет руки, вы наваливаетесь на него сзади, заламываете руки за спину, бьете его под колени и надеваете на него наручники. Я буду держать его под прицелом. Дальше, если он решит идти до конца, и если окажется, что он расторопнее вас, или если у него припрятан пистолет в рукаве, или кобура под рубашкой, или он просто полезет в карман за пистолетом, Джонни будет иметь дело со мной. Может быть, он окажется быстрее, или я окажусь быстрее. В любом случае если он выстрелит, то в меня. Вам обоим ничто не помешает стрелять, но продолжайте приближаться к нему и, если он упадет, позаботьтесь о том, чтобы опустить пистолеты следом за ним и всаживать пули в него, а не в какого-нибудь Джо Смита в трех шагах впереди.

– Шериф, если мы зайдем к Джонни слева и он достанет свой ствол, то выстрелит в нас, а не в вас…

– Нет. Вот та игра, на которую я подписался, и я сыграю ее до конца. Первым к Джонни подойду я. Понятно?

Молодые агенты переглянулись, не зная, что сказать.

– Понятно? – повторил Чарльз.

– Так точно, сэр.

– Поскольку я буду наготове, я должен буду достать пистолет быстрее, чем Джонни, если только он не Джон Уэсли Хардин[38], а Джона Уэсли Хардина, насколько мне известно, больше нет в живых. Так что в этой ситуации я выхватываю пистолет и стреляю. Я считаю, что в человека нужно выстрелить несколько раз. Для меня это святая вера. Если кого-то надо убить, в него нужно всадить много пуль. Я всажу в Джонни три или четыре. И на этом все закончится. А вы никому не говорите о нашем разговоре. Что касается вас, вы в точности следовали плану Сэма, Сэм все продумал. А если что-то пойдет наперекосяк, то по моей вине. Вы не станете винить Сэма, Мелвина и даже Клегга. Валите все на меня. Понятно?

– Так точно, сэр.

Чарльз взглянул на часы: шестнадцать минут одиннадцатого.

– Ладно, – сказал он, – за дело.

* * *

Все происходило наяву, вот только почему-то время замедлило свой бег и тащилось со скоростью пять миль в час. Увидев высокую женщину, в которой по резким чертам профиля он узнал миссис Сейдж, Чарльз скользнул взглядом по мужчине рядом с ней – и увидел Джона Диллинджера.

Лицо Джонни, казалось, оплавилось, или, точнее, завяло, ибо его характерные черты стали мягче, словно жизненные соки, подпитывавшие растение, иссякли, листья лишились сил и начали опадать на землю. Еще на нем добавились усики – не развязная щетка в духе Кларка Гейбла, а более утонченная, более щегольская тонкая полоска над верхней губой, словно прочерченная карандашом. Он весь сиял. Что бы ни говорить про этого человека, в нем определенно было «то самое», что никто не мог определить точно, однако именно благодаря этому он сразу же привлекал к себе внимание. Быть может, все дело было в чувстве удовлетворения самим собой, быть может, это была вера в свое место среди избранных, добытое собственным трудом, а может быть, это просто был чистый животный тестостерон, задиристое, похотливое мужское достоинство, излучаемое всеми порами. Даже сейчас с лица Джонни не сходила небрежная усмешка, и он с бесконечным изяществом взирал широко раскрытыми глазами на все большие и маленькие вещи вокруг. Плоская соломенная шляпа, лихо заломленная набок, действительно очень шла ему. Джонни держал Полли за руку, и они, идя по тротуару, пребывали в синкопическом единении, свойственном всем возлюбленным. Сорочка подчеркивала линии фигуры – Джонни был из тех мужчин, на ком любая одежда сидела хорошо, и обычный костюм, купленный в магазине готового платья, смотрелся шедевром работы лучшего лондонского портного.