– Как повезет, – дипломатично ответил офицер. – Самая лучшая кухня у господина Ованесова, но лишь в том смысле, что прочие ещё хуже. Кстати, там мы быстрее всего выясним, что же случилось и отчего ваш пароход ушел.
– Тогда пойдемте, – согласился Дмитрий и, обернувшись к матросам, скомандовал: – За мной, орлы, отстанете, я вам все перья выщипаю!
– Как скажете, господин кондуктор, – улыбнулся матрос по имени Макар. – Нам на ту сторону самим весьма способно.
Восточная часть Чигишляра делилась на две неравные части длинной площадью, имевшей громкое название Лазаревской улицы. В самом начале её стояла лачуга несколько пригляднее прочих, на которой красовалась выкрашенная ядовито-синей краской вывеска в совершенно восточном стиле: «Гостиница Iованесъ с нумерамъ для приезжимъ». По рассказу прапорщика, номера эти представляли собой две грязные сквозные каморки, но беда в том, что ничего лучшего в Чигишляре всё равно не было.
Сама же харчевня располагалась под довольно большим навесом, где стояли грубо сколоченные столы и лавки. Скатертей там не водилось отродясь, да и при здешнем климате с частыми ветрами, переносящими груды песка, они вряд ли долго оставались бы чистыми. Но запахи от стоящих поодаль жаровен доносились совершенно умопомрачительные, и Будищев тут же устроился за одним из столов.
– Что угодно господам? – радушно спросил материализовавшийся из ниоткуда хозяин с непередаваемым акцентом.
– Того самого, что так хорошо пахнет, уважаемый, – шумно втянул ноздри Дмитрий. – Нам с прапорщиком по два раза, и про моих людей не забудьте.
– Сейчас всё будет, – поклонился Ованесов, которому явно понравилось почтительное обращение моряка. – Вы садитесь сюда, а вашим матросам туда принесут. Тут у нас господа кушают.
– А что, любезный, не слыхали ли вы, отчего так быстро ушел пароход «Баку»? – поинтересовался у хозяина Панпушко, явно обрадованный приглашением.
– Знаю, как не знать, – отозвался армянин. – Другой пароход на мель сел. «Баку» пошел выручать.
– Вот видите, все и разрешилось, – улыбнулся артиллерист. – Такое тут не редкость.
– Что будете пить? – спросил купец. – Есть кизлярское, шемаханское, кахетинское, саперави совсем недавно привезли, киндзмараули…
– Лучше водки, только хорошей, – прервал его излияния прапорщик и, доверительно наклонившись к Будищеву, прошептал: – Не берите здесь ничего иного. Обманут, сукины дети, и под видом кахетинского дадут такой дряни, что во Владикавказе постеснялись бы свиньям налить.
– Конечно, хорошей, – и не подумав обидеться, отозвался хозяин. – У Ованеса только самая хорошая водка!
– Здесь и впрямь ещё ничего, – согласился молодой человек. – А вот прочие торговцы плутуют напропалую. Хотя сейчас, при Арцишевском притихли.
– А это кто?
– Здешний комендант и одновременно командир Таманского казачьего полка. Весьма примечательная личность, доложу я вам. С плутнями торговцев борется совершенно беспощадно. Недавно взяли одного. Сельтерскую воду[261]
фабриковал из какой-то дряни, подлец. Столько людей из-за него животами мучились, вы себе представить не можете! Так вот, господин полковник приговорил ему всю свою воду выпить, а когда тот отказался, приказал своим казакам поить его насильно. Каково?– Интересное решение, – одобрительно хмыкнул Будищев. – И чем все кончилось?
– По совести говоря, не знаю, – засмеялся Панпушко. – Говорят, за несчастного вступилась госпожа Декорваль – здешняя заведующая склада Красного Креста. Однако же пару ведер казаки в этого мошенника точно влили.
Тем временем расторопные слуги, бывшие по большей части той же национальности, что и хозяин, выставили перед посетителями два больших блюда с нежнейшим жарким, свежеиспечённый лаваш и ещё по миске с крупно порезанными овощами. Сам же господин Ованесов водрузил на стол штоф из мутно-зеленого стекла и сам разлил для дорогих гостей по железным стопкам её содержимое. Судя по всему, он хорошо расслышал рассказ прапорщика и, ничуть не смущаясь, одобрил суровые меры местного начальника:
– Для нашего брата такой человек, как господин полковник, надо! Будут бояться – будут делать лучше!
– Сами-то не боитесь под горячую руку попасть, господин Ованесов? – не удержался от колкости Панпушко.
– Мне что, моё дело чистое! – невозмутимо отвечал кабатчик.
– Ваше здоровье! – поднял свою чарку Дмитрий, которому немного надоело слушать словоохотливого прапорщика.
Молодой офицер тут же чокнулся с новоявленным приятелем, после чего лихо опрокинул в рот содержимое стопки и с аппетитом взялся за молодую баранину, не переставая при этом делиться самыми разнообразными сведениями.
Ещё не отошедший от морской болезни Будищев, напротив, больше молчал, пил помалу, стараясь больше закусывать.