Стрелок с Севера

“Мир перевернулся, день и ночь поменялись местами, с тех пор, как я осталась без твоей любви…”.

Поцеловала меня в щеку, выскочила за дверь. Я стоял еще минуту, прислушиваясь к удаляющемуся цоканью каблучков. Потом достал смарт. Геометка – маленькая “L” в кружочке – определяла ее местоположение. Какое-то время она будет указывать на наш дом, пока Лена не спустится вниз. Что-то слишком долго в этот раз… Наверное, пришлось ждать лифт. Люди существа стадные, они сами не замечают, как толпой приходят, например, на автобусную остановку, хотя до этого там было пусто. Или вот сейчас, сразу на многих этажах решились идти по своим делам – ни раньше, ни позже. Я скривился: она не любит лифты. Представляю, каково ей было, когда кабина останавливалась через каждые пару этажей.

Наконец, геометка сместилась от дома на север, дальше по проспекту. Десять минут до станции метро, потом Лена спустилась в подземку и сигнал пропал. Ну что ж, проводил. Я всегда ее провожал, хотя бы так. По другому она не разрешала.

“C тех пор, как ты ушел, я могу делать все, что захочу. Я могу видеться, с кем захочу. Я могу ужинать в любом ресторане…”.

– Нет, ужинать мы будем дома.

Конечно, я все купил. И не только купил, но и приготовил. Она не позвонила, не вспомнила, что еще хотела, но я и так знал – бутылка красного, полусладкого.

Вечером пришла с Захаром.

– Захар, – представился он и замешкался, не зная, протягивать ли мне руку.

Я протянул сам, пожал его холодную ладонь.

– Гектор.

Лена проводила его в гостиную, потом вернулась ко мне, на кухню, где я уже готовил аперитив.

– Послушай, Гек. Ты только не обижайся…

– Не обижусь. Я все понимаю и не буду мешать, – подал ей два наполненных бокала, – Возьми.

Она смотрела на меня несколько долгих мгновений. Нежно, с благодарностью. За этот взгляд можно было простить все на свете.

Они с Захаром закрылись в гостиной, съели ужин, который я приготовил, выпили вино, которое я купил. Потом она вернула на кухню грязную посуду. Я сидел на табурете, ел овсянку с изюмом, смотрел новости по телевизору.

“Протестующие пикетировали терминал плесецкого космопорта, требуя увеличить ремиграционную квоту на Ларсен-11. В первую очередь это касается граждан, получивших предельную дозу…”.

– Ой, выключи ради бога!

Убавил звук. Лена, будто извиняясь, показала мне пальцем на мойку. Я доел кашу, вздохнул.

– Знаю, там плачут немытые тарелки и вилки.

Она хотела уйти, но я остановил.

– Поздравляю тебя. Да, ты просила не говорить, не напоминать, что сегодня твой… Но… В общем, это тебе.

Достал маленького плюшевого Винни-Пуха. Она засветилась улыбкой, обняла меня.

– Спасибо, малыш! – ушла, уединилась с приятелем в спальне.

Телевизор продолжал тихо бормотать, теперь уже диалогом журналиста и очкастого умника:

– Излучение планеты не выходит за пределы ее ионосферы. Человек, который пересекает эту границу, больше не может жить нигде, кроме как на Ларсен-11. То есть какое-то время, конечно, может. Период безболезненного существования у каждого различный, от нескольких месяцев до нескольких лет. Но потом неизбежно наступает рубеж.

– Рубеж, это когда пострадавший впадает в кому?

– Не совсем. Первый признак – тело избавляется от волосяного покрова, это значит, что процесс запущен. И только через тридцать-сорок дней коматозное состояние.

– А дальше?

– Дальше смерть. Более трехсот дней после впадения в кому никто не жил.

Я включил воду, намылил губку. “Конечно, зачем покупать посудомоечную машину, если есть я?”.

Первый “ах” очень громкий – спальня, к сожалению, сразу за стенкой. Я невольно вздрогнул, звякнул тарелкой о тарелку. Даже шум воды не спасал – я слышал из-за стены гораздо больше, чем хотелось.

Покрытая мыльной пеной вода добралась до середины мойки, утопив грязные столовые приборы. Видимо, засор. Надо будет прочистить трубу. Я вылавливал, натирал, ополаскивал…

За стеной стонали, не особо стесняясь.

Перестарался, погнул вилку, пришлось аккуратно разгибать. Рядом с мойкой росла стопка чистой посуды. Удивительно, что еще ничего не разбил…

Когда Лена вскрикнула – громко, пронзительно – неосторожно дернул рукой в пенной глубине, чиркнул пальцем по лезвию ножа.

– Ах, черт… – облизал палец, выключил воду. Полез в аптечку, за пластырем. “Надо было сразу уйти”.

На улице холодно, многолюдно. В общем-то, мне все равно, куда идти. Массивные башни тысячников, подпирающих небо, пронзающих его, кажется, до самого космоса, нависали, давили своей мощью, многоглазостью светящихся окон.

Сел в монорельсовый поезд, идущий в дальний район, когда-то бывший другим городом, теперь же поглощенный мегаполисом. Полчаса – и я на берегу моря. Хорошо хоть на пляже зимой пусто. У самой кромки воды пена, прибой толкает ее, стараясь подвинуть ближе ко мне. Будто Посейдон тоже мыл посуду.