Прикинул, как лучше вернуться к метро. Решил, что проще будет идти вдоль разделительной до развязки, которая маячила впереди чередой огней, и там уже сойти с трассы. Позволил было Лене шагать неровной походкой впереди, но передумал, взял ее на руки, понес.
– Что ж ты творишь, чудо?
Она положила голову мне на грудь.
– Хорошо так, по ровной, прямой дороге. А у меня в жизни одни дурацкие повороты. И вообще… Соскочила я со своей дорожки. Финиш.
– У тебя пьяный бред.
Согласно кивнула головой.
Дома я уложил ее в постель, отправил сообщение Захару – “нашлась, все в порядке”. Хотел сварить себе кофе, но решил, что разумнее будет просто зарядиться. Сел в кресло, нащупал порт в районе поясницы, примагнитил к нему тянущийся от розетки кабель. Пока шла зарядка, листал странички в браузере настольного компа. Я знал, какую страничку надо открыть. Но никак не мог решиться, все ходил вокруг да около – по новостям, глупым мемчикам, человеческим социалкам, не человеческим… Все-таки заставил себя зайти в избранное, найти нужную ссылку. Логин, пароль, вход в личный кабинет. Это ее ЛК, но она давно сюда не заходила, доверила эту “радость” мне.
“Государственная программа ремиграции на Ларсен-11. Ваш номер в очереди…”. Проклятая точка пульсировала – “ожидайте”. Наконец все было просчитано, сайт выдал: “номер в очереди 27 241, ориентировочный срок отправки через 518 дней”.
Закрыл страничку. Пятьсот восемнадцать дней. Для Лены это приговор. Проклятое излучение! Ну как? Как его могли не обнаружить, когда исследовали планету?! Что у них, приборов не хватало?
Ленка все понимает, и теперь она хочет лишь одного – родить ребенка. Оставить после себя жизнь. Ей помогли бы выносить его, даже когда она впадет в кому, на это госбюджет и компании-колонизаторы выделяют средства.
Я не стал ей ничего рассказывать – про квоты, про пятьсот восемнадцать дней. Утром она приняла пару традиционных таблеток, плюс еще одну от похмелья. Завтрак в себя затолкать не смогла, а вот к обеду, после хорошей прогулки, проголодалась.
Мы с ней долго смеялись над тем, что было вчера. Смеяться вообще лучше, чем грустить, даже когда на душе у тебя черные тучи. А может, она просто не хотела, чтобы я запомнил ее грустной? Нет-нет, нельзя даже думать об этом! Кто я такой, чтобы ей заботиться о моих чувствах…
Вечером она по привычке села за комп, немного позаниматься. Любила в понедельник прийти на работу с заготовками. Я был рядом, в ее комнате. Раньше бы прогнала, но не в этот раз. Она не унывала, не проливала слез, но я видел, что готовится. Ни на минуту не хотела оставаться одна, и даже Винни-Пуха несколько раз назвала “подарок на мой последний день рождения”.
Ближе к двенадцати встала, потянулась, легла на кровать. Похлопала рукой по одеялу, чтобы я к ней подсел.
– Ничего, наверное, не получится, – сказала тихо, без эмоций.
– Ты о чем? – встрепенулся я.
– О ребенке. Мне кажется, я бы уже почувствовала.
– Так быстро не бывает, успокойся.
Она улыбнулась, но по лицу было видно, что в ее понимании она должна была почувствовать.
– Поставь музыку. Что-нибудь нежное.
Долго перебирал пластинки, отыскал, наконец, ее любимый блюзовый диск.
Лена встала с кровати, сняла всю одежду. Маленькая, бледная, с этой нелепой тату вместо волос.
– Иди ко мне.
– Лен…
– Иди.
Я подошел. Она обняла, потянулась на цыпочках, чтобы достать губами до моего уха. Прошептала:
– Не из благодарности. И не потому, что страшно. Понял?
– Понял, понял.
Поцеловала меня в губы, потянула за собой в постель. Я на ходу сдернул брюки, футболку, трусы и носки. Лег на бок, рядом с ней. Она медленно отвернулась, до последнего оглядываясь на меня. Подставилась прохладными ягодицами, сама нащупала меня рукой, помогла. Первый “ах” был бесшумный. Зачем? Я рядом, все слышу и чувствую, даже если она приоткрывает губы, не произнося ни звука.
Но потом разошлась! Все громче и громче, с животным остервенением, впитывая, всасывая в себя удовольствие, наслаждаясь каждой секундой, заставляя меня лежать под ней, на ней, вставать сзади, и двигаться, двигаться, двигаться, до воя, визга, хрипов, до царапин на моей спине и отметин на ее аккуратной попке… До мурашек по всему телу и разноцветных пятен в глазах. Закричала, извиваясь подо мной… Потом вздрагивала еще минуту, жалобно поскуливая… Затихла.
Зачем врать самому себе? Я хотел этого, и я мог. Но от меня у нее не будет ребенка.
Утром Лена не проснулась. Я вызвал скорую, они приехали, констатировали коматозное состояние, поставили свои нехитрые приборы, сказали “вызывай снова, если что”. Теперь я могу только смотреть – день, два, сто, двести – сколько понадобится. Не буду отходить, готовить себе овсянку, розетка рядом.
Позвонил Захар. Я все рассказал ему и долго слушал, как он сопит в трубку, не зная, что ответить.
– Прости, не могу больше говорить, – я отключил смарт.
Захар приехал через полчаса. Я удивился, потому что был уверен, что никогда больше не увижу этого человека. Он протянул мне пластиковую карточку.
– Что это?
– Мой вызов.
– Твой… что?