Стремнина

Еще человека три взялись за дело. А из красного уголка раздавались взрывы смеха. Николай углядел под верстаком старый шкворень, достал его, подошел к точильному станку и нажал кнопку Потом приставил шкворень к завертевшемуся колесу. Вой раздался в цехе.

«Годится», — подумал Рокотов и открыл настежь дверь в красный уголок. Теперь он видел столпившихся у стола мужиков. Выбрал рваный край на шкворне, поднес его к диску. Болельщики оглянулись:

— Дя Коль, ты что?

Он не ответил. Один из зрителей подошел и закрыл дверь. Рокотов сразу же распахнул ее снова.

— Дя Коль, жизни нету от твоей заразы.

— Свету нет, — буркнул Рокотов, — не видно ничего.

— Да ты лампочку включи, дядь Коль, — посоветовал Рыбалкин.

— Перегорела.

И опять взвыл станок.

— Дядь Коль, да ты пять минут можешь без этой самой своей?

— Не могу, уже десять минут третьего. А вы своего козла можете забить и после шести, когда пошабашите.

Игроки нехотя побрели к своим местам. Рокотов тоже бросил шкворень и вернулся к верстаку. Оглянувшись, увидел, как Рыбалкин включает и выключает лампочку на точиле, поглядывая в его сторону. Дошло, может быть? Давно пора, миленький. А то ведь все в мальчиков беззаботных поигрываете. Бороды вон растут какие, а все в игрища.

Напряжение не спадало. Сегодня впервые он задумался о том, сколько времени из года в год тратится бесцельно. Ни от кого не требуется сверхнапряжение, ты только работай как следует то время, которое ты должен работать. Только то время, и все. Мы говорим о каких-то роботах, о чудо-механизмах, о станках с легендарными скоростями. А поглядеть на то, что мы делаем в обычное рабочее время? Сколько можно сделать за эти потерянные не минуты даже, а часы? Но как сделать, чтобы каждый понял это? Почему у многих из нас вырабатывается с годами представление о том, что есть вопросы нашей компетенции, а есть такие, что нас совсем не касаются. Даже поговорка кем-то выдумана: «Пусть начальство думает, у него и голова, и зарплата большая». В войну, в те трудные годы, если б хотя бы часть нашего народа думала так, мы бы не дождались победы. Но в том-то и дело, что тогда нам всем было до всего дело. И почему идет пустой встречная машина, почему она не загружена попутным грузом? И почему не выполняет дневное задание сосед по станку? И почему днем горит электрическая лампочка на улице? Если б в те годы увидели человека, ворующего со склада доску, его б прибили как пособника врагу. Почему же теперь мы равнодушно наблюдаем, как воруют бревна машинами? И не только бревна. Что случилось с нашим характером? Что произошло? Кто нас отучил быть заинтересованными в общем благе? Ведь даже ребенку ясно, что не может быть счастья отдельному человеку, если не счастливо все государство. Сейчас расстояния стали настолько коротки, что мир может вспыхнуть и сгореть в считанные минуты. А мы все резервируем свою заинтересованность в общем деле только на будущее, если беда придет. Тогда мы вновь будем готовы показать свой характер, характер народа, который умеет сплотиться и стать в окопы всей своей массой, от первого до последнего человека. Но и сейчас самое время показывать наш характер, потому что кое-кто уже хочет нас опять попробовать на силу, на выдержку, на выносливость.

Николай уже много раз слушал упреки в свой адрес: «Чего это ты все про высокие материи? Ты проще будь, проще.. » Его беспокоило то, что некоторые люди научились быть разными в разных обстановках. С трибуны он мог сказать прочувствованные слова об общем благе, а вернувшись на свое место в зале, договариваться с соседом по ряду о доставке «левого» груза. Как это совместить с представлением о человеке? И в работе тоже. На службе он жилы не рвет, но ты глянь на него на собственном огороде. Ведь не поверишь, что это один и тот же человек.

А сейчас время такое, чтобы каждый из нас знал основное и про нашу государственную экономику, и про те ракеты, которые ставят у наших границ. Чтобы каждый знал и про тех негров, которых убивают в Африке, и про стоимость киловатт-часа электроэнергии, доставляемой в европейскую Россию из Сибири. Это нужно сейчас знать всем, потому что тогда каждый будет понимать, что в его личных силах. А без этого каждый закрыт от мира дверями своей собственной квартиры, и что происходит там, мало кого тревожит.

Николай разобрал одну рессору. Хотелось передохнуть чуток, уж и силы не те, что раньше, да и перекурить захотелось. Прислушался: в яме Костя вполголоса напевал что-то. Вспомнил его упрек, усмехнулся: слова для него всегда слова, а вот в поступке Николая увидел Костя твердую уверенность, убежденность даже. Когда шли вечером домой, Сучок сказал:

— Ты меня, Коля, вот чтоб я сквозь землю провалился, с каждым днем все больше удивляешь. Ну ладно, другой кто стал бы громкие слова говорить, тут ясно, а вот тебя сколько знаю… Чего это тебя на такое понесло?

— Значит, время пришло.

— Это тебя как понимать, вроде ты намекаешь, что энти самые могут на нас того… кинуться?

— Вот, чтоб они не кинулись, и говорю такие слова.