Стремнина

— Слезай сейчас же, паразит, слышишь? — закричал Виталий Гурьев, парень всегда с огоньком наготове, чернявый, быстрый на слово и дело. — А не слезешь, я тебя ссажу, слышишь?

Угроза только рассмешила Мерцалова. Он прогоготал с кедра во всю грудь и несколько раз сильно ударил топором. Раздался треск, и большой, разлапистый сук, скользя по кроне, полетел на землю.

— Ох, парази-ит! — застонал Гурьев. — Ну, держись!

Он схватил камень, каких валялось повсюду немало, и, прицелясь, запустил его в то место кроны, где виднелась заморская куртка.

— Ваня, помогай!

Мерцалов поспешил спрятаться за стволом кедра и закричал своим приятелям, прося защиты. Но те, разбухшие от шишек, набитых по карманам и за пазухи, молча бросились наутек…

— Заходи с тыла! — скомандовал Гурьев своему другу. — И бей, пока не свалится! Действуй!

Спасаясь от камней, Мерцалов взбирался все выше и выше с обезьяньей ловкостью. Два раза он принимался орать, стараясь напугать солдат и выиграть время для передышки. Это ему удавалось, и вскоре он оказался так высоко, что Гурьев и Зубков уже не могли достать его камнями. Поняв, что он оказался в зоне безопасности, Мерцалов оглядел верхний слой кедровой кроны и крикнул вниз:

— Вот где шишки-то! — и снова начал тюкать топором.

— Ваня, крой за ружьем, — сказал Гурьев. — Да возьми патронташ. Я его, паразита, бекасинником, как рябчика, пусть выковыривает потом!

Но в это время из-под ангарского берега показались Кисляев, Чернолихов, Уваров, Подлужный… Увидев, как с вершины кедра, надломясь с треском, полетел к земле разлапистый сук, увешанный шишками, они кинулись вперед бегом.

…Едва миновав избушки бакенщиков, Арсений увидел с тропы, что под любимым великаном близ Медвежьей мечется толпа. От одного взгляда на крону кедра в ноги Арсению вдруг вступила странная слабость, куда хуже той, какая случается от долгой ходьбы, и он против своей воли сбавил шаг. Да так и тащился дальше, как бывает после трудной охоты.

Он подошел к толпе в то время, когда Мерцалов, зная, что он для нее недосягаем, давал ей настоящую отповедь:

— Налетели, подняли гвалт! Подумаешь, эстеты! — орал он во все горло. — Дерево им жалко! Да их тысячами валят — и никто не охает! У-у, поганые рожи! Смотреть на вас противно. А ну, ррразойдись, а то я всю вершину срублю!

— Придется ссадить, — сказал Кисляев.

Он сдернул сапоги. Не ожидая команды, Гриша Чернолихов, крепко расставив ноги, прижался к комлю кедра правым плечом. Еще минута — и Сергей Кисляев, вскочив ни загривок своему другу, ухватился за нижний сук.

— Лезь, лезь! — увидев его, крикнул Мерцалов. — Я тебя тут разок обухом по башке…

Рабочие заволновались, зашумели:

— А что? С него хватит…

— Обожди, Сергей, обмозгуем…

Сергей чуточку замешкался, но, кажется, только для того, чтобы встретиться взглядом с Морошкой. Тот приказал твердо, строго, смело, несомненно сознавая всю ответственность, какую берет на себя, и с верой в Кисляева:

— Лезь!

Ловко перебираясь с сука на сук, Сергей Кисляев быстро поднимался к вершине кедра. Мерцалов не двигался с места и все твердил:

— Лезь, лезь…

Оказывается, на первый случай Мерцалов решил защищаться ногами, благо они у него были голенасты, как у сохатого. Он дрыгал то одной, то другой ножищей, стараясь ударить своего преследователя в лицо. Но Кисляев, увертываясь, ловко хватаясь руками за сучья, подбирался все ближе и ближе. Тогда Мерцалов, изловчась, приноровился было размозжить пяткой пальцы Кисляева. Но Кисляев успел разгадать коварный замысел. Он вовремя отдернул руку, а потом ухватился за штанину Мерцалова:

— Брось топор!

— Не дергай, гад, а то я его сейчас уроню, — пригрозил Мерцалов. — Тебе на темечко.

Ему тоже нельзя было отказать в ловкости и сообразительности. Огрызаясь, он между тем внезапно размахнулся и ударил обухом топора по суку, за который Кисляев в эту минуту держался одной лишь левой рукой. От удара руку сильно осушило. Боясь упасть, Кисляев выпустил штанину Мерцалова. Тот немедленно рванулся вверх и, забравшись под самую вершину кедра, где сучья были уже тонкими, опять начал тюкать.

В толпе догадались:

— Надрубает сучья, подлец!

— Оборона…

— Сергей, осторожнее!

Но Кисляев ответил спокойно:

— Ничего! Ему уже некуда больше лезть.

Что происходило затем в густой вершине высоченного кедра, нельзя было разглядеть с земли. Там случилась, должно быть, настоящая схватка: встряхивались ветви, стучали шишки. И вдруг Мерцалов завыл на всю Буйную…

— Берегись! — крикнул Кисляев и бросил топор на землю.

Сергей слез, взглянул на друзей, улыбнулся им без большой охоты, дескать, не судите строго да не судимы будете: защищать красоту можно только силой, а иначе конец ей, той красоте… Сел на землю, собираясь обуться, но увидел и поднял кедровую шишку, поколупал ее ногтем, попробовал орешек:

— Еще не дозрели.

У Сергея спросили:

— А он чего ж там?

— Сейчас он не слезет, — ответил Кисляев. — Уйдем в баню, тогда…

III

Сильный запах черничного варенья весь вечер стоял вокруг прорабской. Поднявшись вслед за Морошкой на обрыв, рабочие, дивясь, даже замешкались:

— Стой, ребята, что такое?

— Да варенье же!