Стремнина

От Гели не ускользнуло, что Арсений оберегает мать от воспоминаний о прошлом. «Почему он останавливает ее? — подумала она. — Вроде чего-то боится… Что у них случилось? И когда?» Теперь Геля не сомневалась, что в ожидании гостей Анна Петровна, конечно же, думала о своей прошлой жизни. И совсем не случайно, не по старческой склонности. Сердцем чуяла Геля, что ее воспоминания вызваны, скорее всего, ожиданием сына, и не одного, а с невестой. И хотя она, несомненно, была рада тому, что сын почтительно знакомит ее с невестой, и по-матерински рада самой Геле, ее все же томила какая-то глухая тоска.

Отпробовав разной домашней снеди, Арсений ушел по делам в лесопунктовский поселок, а Геля, видя, что приглянулась Анне Петровне, согласилась погостить у нее до возвращения на Буйную. Они не спеша пили чай, и хозяйка хлопотливо угощала гостью разными вареньями из таежных ягод. Все они были необычайно запашисты и приятны. Геля очень боялась оконфузиться перед матерью Морошки, но не она, к сожалению, а неизвестно откуда взявшаяся у нее ненасытность двигала ее правой рукой. Геля очищала розетку за розеткой с усердием ребенка, дорвавшегося до запретного кушанья, пока не заметила нечаянно, что Анна Петровна следит за ней, хотя и украдкой, но с особенным вниманием и вдумчивостью. Застыдившись, Геля мгновенно оставила варенье и оговорила себя с досадой:

— Ой, да что это со мною? Как оголодала. Даже стыдно. Вы уж извините…

Анна Петровна бросилась успокаивать Гелю, но та, растроганно поблагодарив хозяйку, вылезла из-за стола и стала рассматривать фотографии, развешанные по стенам уютной, устланной домоткаными половичками горенки, где пили чай. Внимание Гели привлек портрет черноглазой девушки с косой, помещенный в отдельной рамке на самом видном месте — в простенке между оконцами. Не оборачиваясь к Анне Петровне, все еще стыдясь, но понимая, что молчать того хуже, она спросила:

— Это ваша дочь?

— Да, доченька, Веруся… — ответила Анна Петровна, но почему-то не сразу и осторожно застучала посудой.

— Она на вас похожа.

— Так все говорят.

— А Арсений Иваныч — на отца?

— Он на отца.

Анна Петровна ушла с посудой на кухню и там задержалась, так что Геля, постояв еще немного перед портретом Веры, наконец-то успокоилась и справилась с собой. Услышав, что Анна Петровна опять в горенке, с облегчением продолжала:

— А она красивая, ваша Вера… — говорила Геля очень искренне, а не потому, что хотела сделать приятное хозяйке. — Какие глаза! Все видят!

— Видели, — сказала Анна Петровна. — Да теперь уж не видят…

— Она погибла? — ужаснулась Геля, оборачиваясь к Анне Петровне. — На войне?

— Нет, здесь, — ответила Анна Петровна, понурясь и теребя на груди фартучек. — Давно уж это случилось. Рыбачила она с отцом, а тут налетела буря. Как погибли — не знаем. Только лодку потом нашли.

— Боже мой! — воскликнула Геля, закрывая лицо руками; теперь ей стало понятно, почему Арсений так оберегает мать от воспоминаний. — Горе-то какое!

— А что поделаешь? — ответила Анна Петровна, не поднимая глаз, ровно и спокойно, словно боясь своей болью растревожить гостью. — Судьба такая.

— Сколько же ей было?

— Полных семнадцать.

— Невеста уж была!

— Да, на выданье…

— И жених был, да?

— Был, а то как же…

Стараясь выразить сочувствие Анне Петровне и подчеркнуть, что горе матери ни с чем не сравнимо, Геля воскликнула:

— Жениху — что! Небось уже женился?

— Пока холостой, — ответила Анна Петровна.

— До сих пор? Значит, любит…

— Любил, это правда, — заговорила Анна Петровна, не то что возражая Геле, а как бы уточняя ее мысль. — А теперь какая же любовь? Память. Не забывает ее, вот что славно. Всегда вспоминает ее с любовью, вот за что ему мое спасибо. И может, никогда не забудет, вот что материнскому сердцу приятно. Теперь не все такие-то…

— И вас не забывает?

— И меня, — ответила Анна Петровна, только теперь посмотрев на Гелю. — Не будь его, мне и не выжить бы тогда, однако. Соседки хлопотали по дому, а он все около меня сидел, день и ночь. Все клюквенной водой поил меня с ложечки. Как ни очнусь — все его вижу, его глаза.

— Где же он сейчас?

Анна Петровна опять посмотрела на Гелю долгим, затуманенным взглядом и ответила одними губами:

— А вот сейчас с нами сидел…

Геля едва успела прикрыть ладошкой рот, чтобы сдержать крик, и несколько секунд смотрела на Анну Петровну тем остановившимся от ужаса взглядом, какой бывает у людей перед могилой, куда летят первые комья земли…

Потом она долго сидела у оконца, положив голову на подоконник, и только когда Анна Петровна, подойдя, погладила ее по голове сухонькой рукой, спросила, зная, что спрашивает зря, но как бы желая удостовериться окончательно:

— Значит, он не сын вам?

— Как не сын? Сын, — ответила Анна Петровна.

— Ну, не родной, я говорю…

— Как не родной? — возразила Анна Петровна. — Роднее его у меня никого теперь нету. Выходил он тогда меня, а потом и говорит: «Вот что, мама, я не уйду от тебя…» — «Спасибо, говорю, будь сыном». Так он и стал мне сыном…

— Но где же его родители?