Читаем Стрет и Вайнд. Непохожие (СИ) полностью

- Вот, гляди, - снова продолжил маг. - Я вижу опасность. Я ее, само собой же, страшусь. И я от нее, опять-таки, убегаю. А поскольку я хочу сбежать от нее, то я не собираюсь обременять себя каким-нибудь лишним, ненужным грузом: вещью ли, или же человеком - без разницы.

- Это и есть трусость, - смело заявил я ему. - И это - не хорошо. Точно не хорошо. - В этом я был уверен.

- Нет. Трусость - это когда ты уверен в победе и все равно бежишь. А когда в победе над врагом не уверен, то лучшее - это скрыться.

- Да ну? - тут же засомневался я.

- А нет? - Вайнд продолжал стоять на своем. - Бояться опасности - это разумно. Бежать от нее - разумно тоже. Бежать сломя голову, не жалея ног, спасая свое тело и душу - разве в этом может быть что-то постыдное?

Я недовольно нахмурился: вроде бы Вайнд все правильно говорит, и к словам его не придраться. Вот только ощущения от сказанного у меня какие-то... неприятные, что ли.

- Давай тогда по-иному, - подумав, ответил я. - Представь себе, что по дороге идут три друга, и на одного из них нападает волк.

- Хорошо, - с легкостью согласился он.

- Так вот - один из оставшихся бросился наутек, а второй же - вступился за друга.

- Ясно.

- Так вот - представь, что тот, на кого напал волк, это ты.

- Я? Хм - и что?

- Вот я и спрашиваю тебя - с каким другом ты хотел бы быть - с первым или со вторым?

- Со вторым, конечно. Разве может быть иначе? - ни минуты не колеблясь ответил он.

- Вот, видишь! - Я поднял на него победоносный взгляд, считая, что победа в этом споре - за мной.

Но нет.

- Это ничего не доказывает, - снова покачал головою маг. - Просто ты мыслишь так, как мыслит обычный... пастух - кто, как я помню, ты и есть.

- А? - Я снова его не понял.

- Ты, Стрет, пастух. Как пастух, ты знаешь о возможных опасностях, что могут угрожают твоему стаду. Ты обучен, как с ними бороться. И, главное - твоя работа как раз в этом и состоит - бороться за цельность стада. А я - человек, скажем так, обычный, к опасностям жизни не очень готовый. И разве это странно, что я не лезу, на рожон предпочитая вначале... все изучить, а уж после - бросаться в бой?

- Все изучить? Это ты так называешь?

- А что?

- А то, что пока ты будешь все изучать, кто-то может погибнуть! - отозвался я с упреком. Неужели? Неужели он этого не понимает?

Я думал, что после этих слов он меня поймет. Что что-то в нем изменится.

Но...

- Ну и что? - прохладно ответил он. - Пусть погибнет. Главное, что этим кто-то буду не я. И это - разумно, а не трусливо.

Услышав это, я вначале не поверил своим ушам. Пусть кто-то гибнет? Пусть гибнет? И он говорит это так спокойно? Получается, что, если этим кто-то вдруг окажусь именно я, он тоже так подумает? Пусть... погибает?

"Какие же мы разные. Какие... непохожие", - с грустью подумал я.

Но долго переживать я об этом не мог - впереди показался предгорный лес, и голову заполнили совсем другие мысли.



18.05

***


Лес у подножья гор оказался на удивление диким: сколько мы ни шли, ни людей, ни даже протоптанных ими троп мы даже ни разу не видели. Встреченные нами зайцы, лисы и лани, завидев нас, не сразу бросались в бегство, что говорила о том, что даже охотники тут не ходят.

- Людей тут что, нет совсем? - не удержался я от высказывания очевидного.

- Все верно.

- А чего?

- Война с нежитью сильно проредила эти земли, - снизошел до объяснения Вайнд. - А те немногие, кто остались, предпочти поселиться в четырех деревнях, окружающих Трилисс. Там многолюднее, безопаснее и спокойней.

- Спокойней? Это ты о чем?

- Ауру этого места чувствуешь? - вместо ответа промолвил Вайнд.

- Ауру? Это что? - Такого слова я еще не слышал.

- Ощущение. Что ты ощущаешь, находясь в этом месте?

Я вслушался в привычные звуки леса - к шуму деревьев, к скрипу ветвей, к крику ворон и стрекоту сверчков. Затем прислушался к собственным чувствам.

- Мне тут как-то не по себе. Немного, но все же, - тихо промолвил я.

- Дальше будет еще неуютней, - заверил меня напарник.

- Это почему?

- Потому что в этих лесах погибло очень много народа. И Смерть еще не совсем покинула этот край.

- О как, - неопределенно отозвался я, не желая демонстрировать свое непонимание. Смерть еще не совсем покинула эти края? Как это может быть?

- Именно так.

Старую стену, некогда опоясывавшую бывшее имение, мы обнаружили сразу. Она была черна от гнили и зелена от покрывшего ее мха, но все еще стояла. А вот самого дома не было и в помине - миновав упавшие полусгнившие ворота, мы оказались на пустыре. По крайней мере, так мне показалось вначале.

- А где особняк? - протянул я весьма удивленным тоном.

- Я же говорил тебе, что его пожрал огонь, - недовольно ответил Вайнд.

- Да я помню, что его сожгли. Но что б так... - Я еще раз осмотрел увиденное пространство. Ни остатков каменных стен, ни деревянных остовов - все сгорело полностью.

- И где то, что мы ищем?

- А ты приглядись.

Я осмотрелся: лес да лес кругом, что на севере, что на востоке. А на западе, угрюмой стеной возвышались горы.

- Ничего не вижу.

Вместо ответа Вайнд криво ухмыльнулся.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза