Читаем «Строгая утеха созерцанья». Статьи о русской культуре полностью

Свидетельством редкостной симпатии, которую баллада Жуковского «Светлана» вызывала у читателей, может послужить история имени ее героини[1643]. Отсутствующее в православных святцах имя Светлана в течение ста лет упорно пробивало себе дорогу в русский именник: использовалось в качестве домашнего имени, присваивалось морским судам, промышленным предприятиям, пансионатам и т. п. Родителям, желавшим иметь дочь по имени Светлана, несмотря на сопротивление священников (взамен предлагавших входящий в святцы греческий его дублет Фотиния), иногда все же удавалось (путем всяческих ухищрений) преодолеть церковное воспрещение[1644]. В большинстве случаев, однако, их попытки оказывались обреченными на неудачу. Просьбы к церковным властям о разрешении крестить народившегося младенца женского пола Светланой никогда не удовлетворялись. В 1912 г. журнал «Церковный вестник», обсуждая проблемы церковно-приходской практики, специально останавливается на вопросе «Может ли быть наречено имя Светлана?» «В 1900 году, – сообщается в журнале, – в Св. Синод дважды поступали от просителей ходатайства о разрешении наименовать дочерей просителей по имени „Светлана“, но Св. Синод не нашел оснований к удовлетворению означенных ходатайств, так как имени Светлана в православных святцах нет»[1645]. Родители, очарованные как балладой Жуковского, так и ее героиней, смирялись, отказываясь от своих намерений, или же пользовались именем Светлана только в качестве домашнего или неофициального. Так, например, Ф. Ф. Синицыну, родившуюся в доме ее деда-священника, крестили Фаиной, в то время как «в школе и дома звали только Светланой»[1646].

В послереволюционные годы, когда диктат святцев был поколеблен, а неверующими полностью отвергнут (что породило в русском обществе небывалую имятворческую инициативу), наряду с другими неправославными, иностранными и выдуманными именами девочкам стали присваивать и имя Светлана. Оставаясь на протяжении двух послереволюционных десятилетий редким, оно получает неожиданное распространение среди советской элиты после того, как в 1926 г. им была наречена дочь Сталина. Надежда Аллилуева родила ее в Ленинграде, куда приехала к родителям за несколько месяцев до родов, и вернулась в Москву, когда девочке было уже три месяца[1647]. Как и у кого возникла мысль из широкого репертуара женских имен выбрать для новорожденной именно Светлану, неизвестно. Не исключено, однако, что Надежда Аллилуева, бывшая «мечтательная» гимназистка и любительница русской поэзии, будучи личностью вполне независимой и твердой, вопрос о наречении дочери решила сама или же со своими родителями. Так или иначе, но этому примеру тут же последовал ряд руководителей и видных деятелей советского государства (Молотов, Бухарин, Шолохов и др.), что, конечно, способствовало возрастанию моды на имя Светлана. Полагаю также, что определенную роль в этом сюжете (и в популяризации имени) сыграл начинающий детский поэт Сергей Михалков, который 28 февраля 1935 г. (как раз в день рождения Светланы Сталиной) опубликовал в газете «Известия» «колыбельную» под названием «Светлана»[1648]. Сам Михалков появление Светланы в качестве адресата «колыбельной» мотивирует стремлением завоевать симпатию своей однокурсницы по Литинституту, носящей это имя. По утверждению поэта, «случайное совпадение» сыграло в его дальнейшей судьбе далеко не маловажную роль, раз и навсегда обеспечив ему расположение «отца всех народов»[1649].

За пятнадцать предвоенных лет имя Светлана успело превратиться в обычное, немаркированное имя, отличие которого от традиционных русских имен перестало ощущаться и связь которого с балладой Жуковского была почти полностью утрачена. Характерно при этом, что свойственная русской бытовой практике тенденция к сокращению полного имени на Светлане в те годы, как кажется, совсем не сказалась. Девочек звали Светланами, либо уменьшительно-ласкательными вариантами – Светланочками или Светланками: «Здравствуй, Светланочка», «Я тебя прошу, Светланочка…» – обращается Надежда Аллилуева в письмах к своей шестилетней дочке[1650]. Что же касается Сталина, то он обычно называл ее Сетанкой: «Здравствуй Сетанка!», «Милая Сетанка», «Сетанка-хозяйка» – и так во всех его письмах 1930‐х гг. «Это я так себя называла, когда была маленькой», – объясняет С. Аллилуева[1651]. Девочки-персонажи в литературе довоенного времени, наделенные этим именем, также зовутся Светланами или Светланками. Напомню хотя бы очаровательную Светлану/Светланку из рассказа Аркадия Гайдара 1936 г. «Голубая чашка». Отсутствие в те годы сокращенного варианта этого имени подтверждается и газетными материалами: «Улыбаются краснощекие, черноглазые и голубоглазые Розы, Вити, Светланы, Гены, Лиды, – все здоровые и крепкие», – пишет в 1939 г. корреспондент газеты «Урюпинская правда»[1652].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»
Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»

Это первая публикация русского перевода знаменитого «Комментария» В В Набокова к пушкинскому роману. Издание на английском языке увидело свет еще в 1964 г. и с тех пор неоднократно переиздавалось.Набоков выступает здесь как филолог и литературовед, человек огромной эрудиции, великолепный знаток быта и культуры пушкинской эпохи. Набоков-комментатор полон неожиданностей: он то язвительно-насмешлив, то восторженно-эмоционален, то рассудителен и предельно точен.В качестве приложения в книгу включены статьи Набокова «Абрам Ганнибал», «Заметки о просодии» и «Заметки переводчика». В книге представлено факсимильное воспроизведение прижизненного пушкинского издания «Евгения Онегина» (1837) с примечаниями самого поэта.Издание представляет интерес для специалистов — филологов, литературоведов, переводчиков, преподавателей, а также всех почитателей творчества Пушкина и Набокова.

Александр Сергеевич Пушкин , Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Критика / Литературоведение / Документальное
Крылатые слова
Крылатые слова

Аннотация 1909 года — Санкт-Петербург, 1909 год. Типо-литография Книгоиздательского Т-ва "Просвещение"."Крылатые слова" выдающегося русского этнографа и писателя Сергея Васильевича Максимова (1831–1901) — удивительный труд, соединяющий лучшие начала отечественной культуры и литературы. Читатель найдет в книге более ста ярко написанных очерков, рассказывающих об истории происхождения общеупотребительных в нашей речи образных выражений, среди которых такие, как "точить лясы", "семь пятниц", "подкузьмить и объегорить", «печки-лавочки», "дым коромыслом"… Эта редкая книга окажется полезной не только словесникам, студентам, ученикам. Ее с увлечением будет читать любой говорящий на русском языке человек.Аннотация 1996 года — Русский купец, Братья славяне, 1996 г.Эта книга была и остается первым и наиболее интересным фразеологическим словарем. Только такой непревзойденный знаток народного быта, как этнограф и писатель Сергей Васильевия Максимов, мог создать сей неподражаемый труд, высоко оцененный его современниками (впервые книга "Крылатые слова" вышла в конце XIX в.) и теми немногими, которым посчастливилось видеть редчайшие переиздания советского времени. Мы с особым удовольствием исправляем эту ошибку и предоставляем читателю возможность познакомиться с оригинальным творением одного из самых замечательных писателей и ученых земли русской.Аннотация 2009 года — Азбука-классика, Авалонъ, 2009 г.Крылатые слова С.В.Максимова — редкая книга, которую берут в руки не на время, которая должна быть в библиотеке каждого, кому хоть сколько интересен родной язык, а любители русской словесности ставят ее на полку рядом с "Толковым словарем" В.И.Даля. Известный этнограф и знаток русского фольклора, историк и писатель, Максимов не просто объясняет, он переживает за каждое русское слово и образное выражение, считая нужным все, что есть в языке, включая пустобайки и нелепицы. Он вплетает в свой рассказ народные притчи, поверья, байки и сказки — собранные им лично вблизи и вдали, вплоть до у черта на куличках, в тех местах и краях, где бьют баклуши и гнут дуги, где попадают в просак, где куры не поют, где бьют в доску, вспоминая Москву…

Сергей Васильевич Максимов

Культурология / Литературоведение / Прочая старинная литература / Образование и наука / Древние книги / Публицистика
Нелепое в русской литературе: исторический анекдот в текстах писателей
Нелепое в русской литературе: исторический анекдот в текстах писателей

Ефим Курганов – доктор философии, филолог-славист, исследователь жанра литературного исторического анекдота. Впервые в русской литературе именно он выстроил родословную этого уникального жанра, проследив его расцвет в творчестве Пушкина, Гоголя, Лескова, Чехова, Достоевского, Довлатова, Платонова. Порой читатель даже не подозревает, что писатели вводят в произведения известные в их эпоху анекдоты, которые зачастую делают основой своих текстов. И анекдот уже становится не просто художественным элементом, а главной составляющей повествовательной манеры того или иного автора. Ефим Курганов выявляет источники заимствования анекдотов, знакомит с ними и показывает, как они преобразились в «Евгении Онегине», «Домике в Коломне», «Ревизоре», «Хамелеоне», «Подростке» и многих других классических текстах.Эта книга похожа на детективное расследование, на увлекательный квест по русской литературе, ответы на который поражают находками и разжигают еще больший к ней интерес.

Ефим Яковлевич Курганов

Литературоведение