Зарплата машинистки составляла 60 рублей. 30 отдавала «в дом» как обязательную долю в общий бюджет; на остальное надо было и одеваться, и развлекаться, что было совсем непросто. Но поскольку матери почти сразу начали предлагать сверхурочную работу, заработок в результате оказывался вполне достаточным. Уже в первый год службы она смогла сделать себе зимнее пальто с большим норковым воротником и манжетами. Одеваться в Ростове принято было хорошо и модно, и к середине 20‐х гг. горожане стали одеваться лучше, хотя цены на одежду и обувь были немалые: туфли на заказ стоили 25–30 рублей (то есть половину месячной зарплаты машинистки), фильдеперсовые чулки – 5 рублей, «но зато какие хорошие!» – восклицала мать. Она всегда заказывала кожаные туфли на каблуках и покупала дорогие чулки, которые тщательно подбирались к цвету туфель. Несмотря на то, что сама умела шить, платья (хотя бы одно на сезон) заказывала у частной портнихи, которая шила по выкройкам немецких журналов мод. В театр и на концерты девушки ходили празднично одетыми, в туфлях «на выход» и в чулках даже летом, несмотря на ростовскую жару. Летними темными вечерами, возвращаясь из театра, на границе Нахичевани мать снимала тесные туфли и чулки и шла до дому босиком (это уже была своя территория).
Остальные деньги мать тратила на развлечения. В этой сфере потребности были широкими и разнообразными. Постепенно выработался распорядок повседневной жизни, включавший в себя работу, общение, развлечения, культурные мероприятия, поездки.
Все связи, кроме службы, были у матери неформальными. Ни в какие объединения, кружки, организации она никогда не входила, кроме обязательных школьных ОДН (общество «Долой неграмотность») и ОДД (общество «Друг детей»), членство в которых ограничивалось уплатой взносов. Не участвовала она и в работе клубов, создававшихся в это время в Ростове в массовом порядке и превращавшихся в рассадники социалистической культуры.
Свободное время проводила с компанией подруг – группой девушек, сблизившихся в предпоследнем классе. Все походы в кино, в театры и на концерты совершали вместе. Виделись очень часто, болтали, веселились, хохотали, иногда читали вслух, делились впечатлениями от прочитанного, увиденного, пережитого. Делали любительские фотографии, считая при этом необходимым ежегодно сниматься и у профессионального фотографа. Молодые люди в эту компанию не входили – она была чисто девичьей, что создавало особую атмосферу девчоночьего веселья, шуток, обсуждений: у Веры ноги толстые, а у Лены зато кривые, у Вали волосы густые, а у Веры кудрявые, и ей, счастливой, не нужно возиться со щипцами, чтобы их подвивать. Романы, «ухаживания», конечно же, были, и постепенно девушки одна за другой повыходили замуж.
Географические и природно-климатические условия накладывали свой отпечаток на жизнь: определяющую роль в сфере организации чисто развлекательного досуга и отдыха играла близость большой реки. Ростов вырос на правом возвышенном берегу Дона в 46 километрах от впадения его в Азовское море. Улицы Нахичевани, расположенной к юго-востоку от Ростова, круто спускались к реке, создавая ощущение ее постоянного присутствия. Дон остался в памяти «как одно из самых радостных воспоминаний». Весной Дон широко разливался по низкому левому берегу – километров на 12, поэтому Ростов не мог перерастать за реку. Левый берег и острова превратились в зону отдыха горожан (и остаются ею до сих пор). Весной, в разлив, начинали ходить на Дон кататься на лодке. Мать купила лодку (плоскодонный баркас), научилась грести и часто после работы шла на Дон (одна или с подругами) и в любую погоду выходила на середину реки. Если ветер дул с моря («низовка»), поднимались большие волны, было страшно, но пересиливала страх и постепенно привыкла. Образовавшимися от гребли твердыми «рабочими» мозолями гордилась.
С наступлением жарких дней каждое воскресенье всей компанией ходили или ездили на косу – песчаную полосу на Зеленом острове. Сюда приходило много горожан. Там возникали и новые знакомства. С собой обычно приносили массу еды – помидоров, огурцов, пирогов, а на мосту покупали дыни и арбузы; ростовский культ еды известен и поныне. Весь день загорали, купались и ели. В первое жаркое воскресенье ужасно сгорали на солнце. Бабушка ругалась, увидев в очередной раз свою сгоревшую дочь, мазала ей спину и плечи сметаной. В понедельник ехать на работу в переполненном трамвае было мучительно: «Толкотня, а до рук и шеи не прикоснуться, все полыхало». Но каждый год повторялось одно и то же. Зато к осени делались черными. Бабушка расстраивалась, говорила, что дочь ее «черная, как сапог». А мать гордилась своим загаром: «…долго, до самой зимы, держался загар, моя гордость». Именно в эти годы загар среди горожан начинал входить в моду.