«Строгая утеха созерцанья». Статьи о русской культуре

Хор Льва Дмитриевича Гусева, созданный им в начале 1980‐х годов, начал свою работу с разучивания традиционного репертуара детских хоров советского времени – пионерских и патриотических песен, а также песен разных народов мира. Выступления этого молодого хорового коллектива, находившегося еще в стадии становления, всегда отличались хорошим исполнением. В те годы хор регулярно давал «отчетные» концерты для родителей, участвовал в разного рода городских мероприятиях и в республиканских праздниках песни. Лев Дмитриевич всегда стремился к тому, чтобы мальчики привыкали к концертной деятельности, учились вести себя на сцене, приобретали навык во время выступлений предельно концентрировать свое внимание. И в этих его заботах проявлялся не только художник, испытывающий вполне понятную тревогу перед демонстрацией результатов своего труда, но и педагог. Он неизменно включал в свои обязанности руководителя хора выработку у своих питомцев привычки к труду, обучение их нормам и этикету поведения. Это проявлялось и на репетициях, и на концертах, и в поездках, и в том, как мальчики одевались и стриглись, и в том, как хор принимал у себя гостей – детские хоровые коллективы из других городов и стран.

С самого начала Лев Дмитриевич мечтал о классическом репертуаре своего хора. На второй год после его создания он уже начал работать с мальчиками над разучиванием произведений русских и западноевропейских классиков. Репертуар «Кантилены» значительно расширился, обогатился и усложнился. Теперь он включал в себя произведения Чайковского, Глинки, Римского-Корсакова, Моцарта, Шумана и многих других композиторов. Среди вещей, которые пели мальчики, бывали иногда очень сложные, такие как «Гимн природе» Гуно и, в особенности, кантата Перголези «Stabat Mater». Концерт, на котором хор «Кантилена» исполнял это знаменитое произведение итальянского композитора начала XVIII века, запечатлелся в моей памяти как самое торжественное, величественное и вместе с тем трогательное событие в истории хора тех лет.

Но я сейчас пишу не историю хора «Кантилена» и даже не мемуары о нем. Я просто пытаюсь понять и уяснить для самой себя ту роль, которую сыграла в моей жизни встреча со Львом Дмитриевичем, благодаря которому я познакомилась с неизвестным мне до того времени видом искусства. Эта встреча духовно обогатила меня, и я рассматриваю ее как одно из самых драгоценных событий, подаренных мне судьбой.

Меня всегда радуют доходящие до меня вести о том, что Лев Дмитриевич продолжает успешно работать и выступать со своим хором. За прошедшие пятнадцать лет в хоре сменилось несколько поколений мальчиков. Те, которые входили в первый его состав и послужили его основой, стали уже совсем взрослыми людьми. Хочется верить, что для каждого из них те давние годы, когда они находились в сфере воздействия Льва Дмитриевича Гусева, когда они под его руководством трудились над созданием музыкальных произведений, когда их чистые детские голоса вдохновенно выводили мелодию чудесного романса «Не ветер, вея с высоты, / Листов коснулся ночью лунной…», – что то время не прошло для них бесследно. Очень хочется верить в формирующую и благотворную силу искусства.

«ДУШИ СВОЕЙ НА ВЪСПОМИНАНИЕ…» О МИХАИЛЕ ЛЕОНОВИЧЕ ГАСПАРОВЕ

В своей давней работе, посвященной «Рассказу о смерти Пафнутия Боровского», Д. С. Лихачев писал о том, как тщательно, по малым крупицам, стремились монахи собрать и сохранить память о земной жизни святых старцев.

Вечером на кухне Е. Шумиловой говорили о недавно пережитых невосполнимых утратах. Услышав, что незадолго до своей кончины М. Л. Гаспаров сказал: «Не боюсь умереть. Боюсь умирать», я тут же вспомнила эпизод двадцатилетней с лишним давности. Мы пригласили М. Л. в Таллинн провести занятие для студентов по анализу стихотворного текста. Он с готовностью согласился, и, как это бывало в те времена, приняли мы его у себя и поселили в «детской». Перед занятием я зашла к М. Л. напомнить, что пора уже собираться в институт. В этот момент он, подыскивая текст для разбора, как раз заканчивал перелистывать первый том Некрасова в малой серии «Библиотеки поэта». Он читал «Последние песни». «Вот – гениальные стихи, – сказал М. Л. – „Тяжело умирать, хорошо умереть…“. Только по-русски это так можно выразить: несовершенный и совершенный вид. Поэзия грамматики». Вспоминал ли он эту некрасовскую строчку перед смертью?