Строгановы. Самые богатые в России

Корабли были особой любовью Петра, в них он видел будущее своей страны, понимал, что они проложат дороги для развития России.

– Государь! – в палату к Петру вошел друг и помощник Нарышкин. – У меня к тебе письмо от Строганова.

– Читай, – приказал Петр, не отрываясь от бумаг.

– Нижайше прошу прибыть ко мне на ассамблею 20 августа после третьих склянок, – огласил приглашение Нарышкин, отметив в уме недюжинную хитрость Строганова, как это он смог так написать письмо. – Действо состояться на корабле «Святая Мария».

Царь Петр поднял глаза, улыбнулся.

– Нет, ну хорош, чертяка, а! – воскликнул он. – Знает, Строганов, чем меня подкупить!

На «Святой Марии» все было готово приезду царя, полы отдраены до блеска, корабельные пушки отливали металлом. Григорий Дмитриевич в новом камзоле, в напудренном парике, выбритый по последней моде в ожидании стоял на палубе. Гости тихо переговаривались. И вот застучали конские копыта по мостовой, у причала показалась карета с царским вензелем. Царь Петр сам открыл дверь и вышел из кареты. Он был быстр в движениях, во всем его естестве было какое-то желание сделать намного больше, чем он хотел, чем вообще возможно человеку.

Григорий Дмитриевич взял у быстро появившегося лакея поднос со стеклянным фужером, в котором плескалось янтарное вино.

– Здравствуй, батюшка Петр Алексеевич! – с поклоном произнес он. – Рад я, что ты не забыл холопа твоего и почтил сию веселую ассамблею своим визитом.

Царь выпил чарку, усмехнулся.

– Ну, показывай свой корабль! – промолвил он.

«Святой Марии» было чем гордиться – она была сделана из лучшего леса лучшими корабельными мастерами. Это было красивое, надежное судно, которое по достоинству оценил царь.

– Ну а теперь к столу! – позвал хозяин Петра, когда осмотр корабля был окончен.

Царь развернулся и увидел, что накрыт обед был на обычной бочке. Он вскинул брови:

– По-походному угощаешь? Что ж, сие мне угодно…

Когда обед был закончен, Строганов с поклоном произнес:

– Батюшка Петр Александрович, не потчую я своего господина и благодетеля вполовину, и прошу смотреть на бочку как часть угощения…

– Это ж что ж ты такое удумал, – усмехнулся царь. Он быстро снял с бочки крышку. Придворные ахнули. Бочка была полна золота.

Вот так Строганов умел дарить подарки. Он пользовался безраздельным вниманием и доверием царя. А тот пожаловал ему новые земельные наделы на Урале, причем, в вечное пользование. Петр Первый не отказал Строганову и стал крестным его второго сына.

Это был большой хозяйственник, умевший находить язык и с вельможами, и с лихоимцами. Частенько он был скор на расправу, но исключительно по делу. После казни сибирского губернатора князя Гагарина за взятки царь Петр предложил эту должность Григорию Дмитриевичу. Он справедливо полагал, что громадное богатство Строганова станет порукой тому, что солепромышленник будет вести все дела честно. Но тот отклонил такое лестное приглашение, сославшись на то, что не сможет в полной мере отдаться государевой службе и управлять собственными наделами.

Григорий Дмитриевич стал первым из строгановского семейства, кто решил переехать жить поближе к столице. Причин сему было несколько – удобство в управлении наделами, близость к Москве, куда солепромышленник постоянно наведывался. Новой резиденцией семейства Строгановых стало село Гордеевка на Волге, близ Нижнего Новгорода. Красивый каменный господский дом с каменными же надворными постройками, необыкновенно изящная церковь Смоленской Богоматери в Гордеевке были выстроены достаточно быстро. На деяния Строганова смотрели и дивились, насколько богат он, ведь даже губернаторский дом был срублен из дерева.

Но и этого оказалось мало. Строганов строит себе дом уже в самом Нижнем Новгороде, причем, это был не просто жилой дом, а огромное подворье с каменными палатами, амбарами, и складами на берегу Волги. Он лично контролировал погрузку соли на стуги и отправку их на продажу. Рядом с подворьем Строганов заложил удивительную Рождественскую церковь. Расписывал ее крепостной художник Степан Нарыков. Церковь совместила в себе и новизну инженерного дела и художественные изыски резчиков по камню. По повелению Строганова на церковной колокольне был установлен флюгер, а куранты с необыкновенным музыкальным боем отмечали фазы Луны и времена года.

– Слышь-ка, Иван, – промолвил рыбак Севастьян своему брату. Они сидели в лодочке, холодный утренний туман окутывал их мягкими руками. Солнце только-только вышло из-за горизонта и медленно поднималось над рекой.

– Чего, – отозвался тот.

– Сейчас к заутренней звонить начнут.

– И что? – Иван не был расположен к разговору. Зевая и зябко поеживаясь, он раскидывал сеть, чтобы спустя какое то время вытянуть запутавшихся в ней карасей и отнести на рынок.

– Так колокола на Рождественской церкви поставили, освятили, значит, и они скоро зазвенят.

И он был прав! Тягучий колокольный звон поплыл над рекой, над городом. Это были какие-то удивительные звуки, заставлявшие забыть о работе, насущных проблемах, просто на секунду остановиться, оглядеться, подумать…