— Я переживаю за вас каждую секундочку, а если твои гормоны заставляют тебя то плакать, то смеяться, самое время лезть за стену, думая, когда же бомбочка замедленного действия вновь начнет лить слезки.
— Божечки, ты хоть когда-нибудь расслабляешься? — ужаснулся омега.
— У меня стал очень чуткий сон, — печально вздохнул альфа, — я просыпаюсь от каждой твоей попытки во сне лечь поудобнее.
— Ты же не высыпаешься! — уже не так наигранно стал переживать Габриэль и по расширенным глазам можно увидеть, насколько он шокирован признанием супруга. Если тот, конечно, говорит правду.
— А что делать, — пожал плечами альфа. Он не соврал, действительно просыпаясь достаточно часто от копошения омеги. Хоть тот все еще спал, приходилось ему помогать устраиваться поудобнее. — Сейчас важно, чтобы ты чувствовал себя хорошо.
— Нет-нет-нет, в таком случае мне проще хоть один день поспать в другой комнате. Это же сколько я тебя мучаю?.. — скорее уже для себя задал этот вопрос Габриэль, глядя под ноги.
— Я все равно приду к тебе, — улыбнулся Винсент, отпустив руки омеги и беря в руки мочалку, — я не смогу заснуть, зная, что тебе может быть неудобно или холодно.
— Я покидаю много подушек и возьму пуховое одеяло. Нам будет удобно и тепло. А ты выспишься. Все счастливы, все довольны.
— Как я могу быть счастлив и доволен, когда два моих сокровища будут так далеко от меня? — альфа вздохнул, массируя плечи омеги мочалкой с гелем с запахом персика и йогурта.
— Всего на один день, — ласковым тоном стал убеждать омега, привычно кладя руки на живот. Малыш не беспокоил.
— Не стоит переживать, — Винсент переместил руки на шею, а потом на голову, намыливая любимые шелковистые локоны, — Если бы мне было плохо, я бы давно тебе в этом признался.
— Ты бы не признался. Только не когда тебе плохо.
— Потому что тебя нельзя волновать, — пытался объяснить, что два плюс два все-таки будет четыре.
— Проклятье, я тебя звал сюда не для того, чтобы лить слезы, а потом разговаривать. Я все еще возбужден и хочу тебя. Хватит мыть голову, — Габриэль отошел назад, позволяя воде смыть пену. И как только смыл, вернулся в объятья, заставляя к себе наклониться и впиваясь в губы.
Винсент мысленно поставил себе пометку, что-то придумать с бушующими гормонами. Нет, он не был против секса, только вот местечко тут явно неудобное для беременного омеги.
Отдачи почти никакой. Габриэль это почувствовал, потому и отстранился. Выражение лица так и говорило: «Если не хочешь, мог бы сразу остановить».
— Хочу, — Винсент кивнул на свое достоинство, — только тебя надо перенести на более удобное место. Будет очень неудобно, если мы останемся в душевой кабинке.
Момент прервал проснувшейся ребенок. Так сильно зарядил папочке по ребрам, что Габриэль чуть воздухом не подавился. С тихим «ох», он одной рукой взялся за живот, а второй впился в предплечье мужа.
— Черт, — альфа одной рукой придержал омегу, а второй попытался достать его халат. — Что ты, Сиэль, папочке же больно, — обратился альфа к малышу, словно тот мог услышать его на таком расстоянии.
— Помоги мне добраться до спальни, — попросил Габриэль, пока не получил новый пинок. Так часто малыш еще не пинался. Обычно по ночам беспокоил и редко днем.
Винсент накинул на омегу халат, поднимая на руки.
— Сейчас, — альфа, не обращая внимания, что голый, понес мужа в комнату. — Интересно, будет ли Сиэль плакать по ночам, когда родится?
— Если сейчас он так беспокоит, то вполне вероятно.
Стоило только принять лежачую позу, Габриэль осторожно выдохнул, прислушиваясь к ощущениям. Вроде бы малыш успокоился.
— Вырастит, будет такое же шило в попе, как у нас с тобой, — Винсент прилег рядом. — Хотя надо попробовать воспитать его тихим омежкой, от которого будут все без ума.
— Откуда взяться тихони в нашей семейке? — усмехнулся Габриэль. Халат задирался, стоило начать сгибать ноги в коленях, открывая вид на все еще стройные ножки. Вообще, несмотря на беременность, фигура омеги не сильно изменилась. Не считая живота, конечно же. Винсент был прав, говоря, что беременность ему будет к лицу.
— Кто знает, каким ты был в детстве, — улыбнулся Винсент, — я по ночам не плакал, как мама рассказывала.
— Я… — омега так и не подобрал слов, нахмурившись.
Он не помнил себя до пяти лет. Не помнил, кто за них ухаживал и каким был сам. Ему никогда не говорили. Было лишь упоминание, что тот воспитатель, что давал особое внимание, заменяя мать или папу-омегу, уволился.
— Мне не говорили, каким я был.
— Уверен, что ты был тихим спокойным малышом, — с ласковой улыбкой ответил на эти слова альфа. — А теперь у тебя есть семья, которая тебя любит и уважает.
— Ни за что не откажусь от своей кровиночки, — омега поджал губы, обнимая свой живот, тем самым хотел обнять ребенка. Зарождалась сильнее злость на собственных родителей, что бросили его, словно мусор. — Лучше сдохнуть, чем собственноручно отдать чужим людям.
Винсент на мгновение напрягся. Он не знал, рассказывать омеге или нет, но кое-что он все-таки нарыл. Но вряд ли правда понравится ему больше, чем он себе придумал.