Читаем Строптивый омега (СИ) полностью

— Я переживаю за вас каждую секундочку, а если твои гормоны заставляют тебя то плакать, то смеяться, самое время лезть за стену, думая, когда же бомбочка замедленного действия вновь начнет лить слезки.

— Божечки, ты хоть когда-нибудь расслабляешься? — ужаснулся омега.

— У меня стал очень чуткий сон, — печально вздохнул альфа, — я просыпаюсь от каждой твоей попытки во сне лечь поудобнее.

— Ты же не высыпаешься! — уже не так наигранно стал переживать Габриэль и по расширенным глазам можно увидеть, насколько он шокирован признанием супруга. Если тот, конечно, говорит правду.

— А что делать, — пожал плечами альфа. Он не соврал, действительно просыпаясь достаточно часто от копошения омеги. Хоть тот все еще спал, приходилось ему помогать устраиваться поудобнее. — Сейчас важно, чтобы ты чувствовал себя хорошо.

— Нет-нет-нет, в таком случае мне проще хоть один день поспать в другой комнате. Это же сколько я тебя мучаю?.. — скорее уже для себя задал этот вопрос Габриэль, глядя под ноги.

— Я все равно приду к тебе, — улыбнулся Винсент, отпустив руки омеги и беря в руки мочалку, — я не смогу заснуть, зная, что тебе может быть неудобно или холодно.

— Я покидаю много подушек и возьму пуховое одеяло. Нам будет удобно и тепло. А ты выспишься. Все счастливы, все довольны.

— Как я могу быть счастлив и доволен, когда два моих сокровища будут так далеко от меня? — альфа вздохнул, массируя плечи омеги мочалкой с гелем с запахом персика и йогурта.

— Всего на один день, — ласковым тоном стал убеждать омега, привычно кладя руки на живот. Малыш не беспокоил.

— Не стоит переживать, — Винсент переместил руки на шею, а потом на голову, намыливая любимые шелковистые локоны, — Если бы мне было плохо, я бы давно тебе в этом признался.

— Ты бы не признался. Только не когда тебе плохо.

— Потому что тебя нельзя волновать, — пытался объяснить, что два плюс два все-таки будет четыре.

— Проклятье, я тебя звал сюда не для того, чтобы лить слезы, а потом разговаривать. Я все еще возбужден и хочу тебя. Хватит мыть голову, — Габриэль отошел назад, позволяя воде смыть пену. И как только смыл, вернулся в объятья, заставляя к себе наклониться и впиваясь в губы.

Винсент мысленно поставил себе пометку, что-то придумать с бушующими гормонами. Нет, он не был против секса, только вот местечко тут явно неудобное для беременного омеги.

Отдачи почти никакой. Габриэль это почувствовал, потому и отстранился. Выражение лица так и говорило: «Если не хочешь, мог бы сразу остановить».

— Хочу, — Винсент кивнул на свое достоинство, — только тебя надо перенести на более удобное место. Будет очень неудобно, если мы останемся в душевой кабинке.

Момент прервал проснувшейся ребенок. Так сильно зарядил папочке по ребрам, что Габриэль чуть воздухом не подавился. С тихим «ох», он одной рукой взялся за живот, а второй впился в предплечье мужа.

— Черт, — альфа одной рукой придержал омегу, а второй попытался достать его халат. — Что ты, Сиэль, папочке же больно, — обратился альфа к малышу, словно тот мог услышать его на таком расстоянии.

— Помоги мне добраться до спальни, — попросил Габриэль, пока не получил новый пинок. Так часто малыш еще не пинался. Обычно по ночам беспокоил и редко днем.

Винсент накинул на омегу халат, поднимая на руки.

— Сейчас, — альфа, не обращая внимания, что голый, понес мужа в комнату. — Интересно, будет ли Сиэль плакать по ночам, когда родится?

— Если сейчас он так беспокоит, то вполне вероятно.

Стоило только принять лежачую позу, Габриэль осторожно выдохнул, прислушиваясь к ощущениям. Вроде бы малыш успокоился.

— Вырастит, будет такое же шило в попе, как у нас с тобой, — Винсент прилег рядом. — Хотя надо попробовать воспитать его тихим омежкой, от которого будут все без ума.

— Откуда взяться тихони в нашей семейке? — усмехнулся Габриэль. Халат задирался, стоило начать сгибать ноги в коленях, открывая вид на все еще стройные ножки. Вообще, несмотря на беременность, фигура омеги не сильно изменилась. Не считая живота, конечно же. Винсент был прав, говоря, что беременность ему будет к лицу.

— Кто знает, каким ты был в детстве, — улыбнулся Винсент, — я по ночам не плакал, как мама рассказывала.

— Я… — омега так и не подобрал слов, нахмурившись.

Он не помнил себя до пяти лет. Не помнил, кто за них ухаживал и каким был сам. Ему никогда не говорили. Было лишь упоминание, что тот воспитатель, что давал особое внимание, заменяя мать или папу-омегу, уволился.

— Мне не говорили, каким я был.

— Уверен, что ты был тихим спокойным малышом, — с ласковой улыбкой ответил на эти слова альфа. — А теперь у тебя есть семья, которая тебя любит и уважает.

— Ни за что не откажусь от своей кровиночки, — омега поджал губы, обнимая свой живот, тем самым хотел обнять ребенка. Зарождалась сильнее злость на собственных родителей, что бросили его, словно мусор. — Лучше сдохнуть, чем собственноручно отдать чужим людям.

Винсент на мгновение напрягся. Он не знал, рассказывать омеге или нет, но кое-что он все-таки нарыл. Но вряд ли правда понравится ему больше, чем он себе придумал.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Новая критика. Контексты и смыслы российской поп-музыки
Новая критика. Контексты и смыслы российской поп-музыки

Институт музыкальных инициатив представляет первый выпуск книжной серии «Новая критика» — сборник текстов, которые предлагают новые точки зрения на постсоветскую популярную музыку и осмысляют ее в широком социокультурном контексте.Почему ветераны «Нашего радио» стали играть ультраправый рок? Как связаны Линда, Жанна Агузарова и киберфеминизм? Почему в клипах 1990-х все время идет дождь? Как в баттле Славы КПСС и Оксимирона отразились ключевые культурные конфликты ХХI века? Почему русские рэперы раньше воспевали свой район, а теперь читают про торговые центры? Как российские постпанк-группы сумели прославиться в Латинской Америке?Внутри — ответы на эти и многие другие интересные вопросы.

Александр Витальевич Горбачёв , Алексей Царев , Артем Абрамов , Марко Биазиоли , Михаил Киселёв

Музыка / Прочее / Культура и искусство