Струны памяти

И только тогда увидел — людское полукружье замерло настороженно у бассейна. Увидел, не сдержал досады, нахмурился: «Чего им здесь надо?» Услышал недоуменное:

— А ведь вышло!

— Не крупно, а надежно. На всех хватит.

Кто-то спросил:

— А выкачивать ее отсюда чем?

Не ответил. Подобрал с земли лопату. Ушел. Филька смущенно проводил глазами удаляющуюся спину Ераса Колонкова. Припомнил: не сказал ему о Лешке и о сумке тоже не сказал. Зачем?

— Насосом выкачивать, — это Филька сказал. — Поставим скоро. Насосом. Чем же еще?

Расходились нехотя.

22

Пришел Ерас Колонков домой, огляделся. Прибрано. С кухни доносится бульканье воды и звон посуды.

— Нюра, — сказал, — Турянчикова, это ты?

— Я, конечно. Кто же еще?..

Возле двери стояла лавка. Сел на нее. Бросил:

— Пустил бассейн.

— Вот и хорошо, — сказала Нюра Турянчикова.

— А мужички наши понабежали. Оцепили бассейн полукружьем. Стоят, глазеют. Интересуются. А меня зло взяло. Не подсобили вовремя, а теперь пришли на готовенькое.

— Что же с них взять-то? Занятые небось. С утра до ночи на лесной мотяге. Не вырвешься, — сказала Нюра Турянчикова.

Ерас Колонков недовольно покосился на нее, сказал недоуменно:

— А Филька-то остался. И еще объясняет мужичкам. Слыхал, когда уходил. Нюра, — он устало посмотрел на женщину, которая была для него и женой, и не женой, а может быть, больше, чем женой.

— Чего тебе?

— Нескладная жизнь у меня.

Нюра с удивлением посмотрела на Ераса Колонкова.

— Не городи напраслину. У тебя все по полочкам. Аккуратненько, — ничего лишнего.

— Дура ты, Турянчикова, — сказал Ерас Колонков. — Аккуратненько… Скажешь тоже.

— Или неправда? За тобой, как за каменной стеной — ни страху, ни робости…

И вправду, может, поэтому ей нравилось приходить в его дом. Нравилось, ворча несердито: «Насорено-то…», прибираться в комнатах. Оторванные от работы, принятой называть женской, ее руки с живостью исполняли все, что надо было сделать в доме Ераса Колонкова. И теперь, удивленная признанием Ераса Колонкова, она поначалу растерялась, а потом решила, что он просто устал. Оттого и мысли разные.

— Какая же она нескладная, жизнь-то? У тебя все есть, что надо.

— Я не о том, Турянчикова, — сказал Ерас Колонков.

— О чем же тогда?

Нюра Турянчикова не знает, почему ей приятно, когда Ерас Колонков называет ее по фамилии. Но ей кажется, это проводит грань между той, кем она была когда-то и кем стала теперь. А была она в молодости красивой и смышленой девахой. И парни на нее поглядывали. Только как-то не так… Росту ее, что ли боялись? Поглядывали и все-то стороной обходили. Все-то стороной… Это расстраивало Нюру. Она бы, может, и поплакала, да время было такое — не до слез. Родных у девушки не било. Одна тетка хворая. С ней и жила, пока не пришла смертушка, не остановилась у изголовья тетушкиной кровати. А потом — одна. И — надолго.

Но вправду говорят — гора с горой… Встретился и ей человек. Ой ли? Двадцать лет как на ветер. Ни детей, ни радости. Жили вместе, а так и не узнали друг друга. Чужие. Разошлись полюбовно, без ссор. Сказала напоследок:

— Объявление в газете читала — в Ехэ-Горхоне продавец требуется. Так я уеду?

И в ответ услышала:

— Не держу.

А Ехэ-Горхон — не город. Здесь каждый про каждого — назубок. Не понимает и как, а узнали о прошлом новой продавщицы. Откуда? Да зачем? Да кто? Позубоскалили немного — и забыли. Но не все. Ерас, к примеру, Колонков. Здоровый, рослый, в летах… Под стать ей. Зачастил в магазин. А потом предложил: «Я один. Бабы в доме нету. И прибрать некому. Если хочешь, подсобляй». Сознавала — суды-пересуды… Сознавала и другое: эти приборки всегда одним кончаются. А согласилась, решив: «Не девчонка — терять нечего». И потом было в нем что-то от нее самой, бабьим сердцем чувствовала — было, и согласилась.

— О чем же тогда? — повторила Нюра Турянчикова.

— В другой раз, — буркнул Ерас Колонков. — Теперь и сам не знаю.

Поднялся с лавки, вышел во двор. И дверь за собой забыл прикрыть.

23

Лешка проходил мимо дома Ераса Колонкова. Увидел — не прикрыта дверь. Постоял и — дальше. Навстречу мужики. Мимо Лешки, даже не взглянув на него. Не до того, видно.

— Не в передачу будь сказано — чуть не сгубил Мартемьян Пантелеич бассейн.

— Не увидел, должно, выгоды.

— Ха, не увидел. Просто ему эта мелочь трухлявая ни к чему. Он по большому счету разумеет, начальник.

— А Ерас-то, вот тебе и блажненький. Сообразил, а?

На околице поселка Лешка лицом к лицу столкнулся с Филькой. Остановились. Один — длиннющий, как жердь, руки — черенки, на которые неумело насажены лопаты, у другого — лицо доброе, как у девчонки, волосы вьются. Разные. А в глазах что-то общее, будто враз удивились, встретившись, а теперь не знают, что дальше будет. Эх, Колонковы!..

— Сумку я отдал твоей… — холодно сказал Филька. — У нее возьмешь.

— Как… отдал? — опешил Лешка. Думал он всякое — и что не утерпит Филька, расскажет, и что… А он взял да отдал.