Какое широкое озеро!
Я недавно приехал к его берегам – и не могу налюбоваться этой ширью, этой синью, этим светом и мраком. Не мраком, нет, – холодным, жидким свинцом, который спокойно шевелится, покачивая в себе серую пелену, если она закрыла сияющее небо.
И городок на берегу – странный городок. Он живет этим озером. Оно как бы окружает его. Выйдешь на перекресток – и с трех сторон видишь сияющую воду. Город тянется полосой по косе, что врезается в озеро. Широкие улицы почти все не вымощены и обстроены деревянными домиками. Возвышаются над ними церкви и монастыри. Много церквей. Изредка тихо проходят люди, которые любят молиться. Против монастырских ворот каменные ступени ведут к озеру. Тут стоял я долго и думал.
Прочел я об этом городе, что здесь больше людей умирает, чем родится. Знал, что тут и кожевенные заводы, и сапожные мастерские, да и болото близко. Отчего же здесь так много тишины и покоя, света и простора?
Колышется озеро, плещет у берега. Сижу и слушаю, и смотрю. А мимо меня всё идут, идут за водой со звонкими ведрами на коромыслах, с бочонками на низеньких тележках. Босоногие старухи со строгими лицами, молчаливые девушки, послушницы в черных одеждах и дети – много, много детей. Маленькая, слабая девочка с усилием втаскивает обеими руками со ступени на ступень большое железное ведро, выливает воду в бочонок на колесиках, спускается обратно к воде и снова тащит. Старуха истово ее увещевает: «Носи по полведра, говорю я тебе. Ишь какая настойчивая девочка. Погоди, замуж выйдешь». Послушница в черном тихо несет свои ведра, опустивши глаза и поникнув спокойным лицом. Невдалеке мальчики по колено влезли в воду и, переговариваясь, готовятся ловить рыбу. Другие, с удочками на плечах, тихо проходят по берегу. Слышен голос няньки, зовущей домой своего питомца. А тот невозмутимо трубит в жестяную трубу, слушает одну и ту же ноту и наслушаться не может. Только изредка, переводя дух, отвечает: «Не пойду». Нянька уходит одна, и мало-помалу звуки жестяной трубы тоже удаляются. И, кажется, никому не хочется отходить от озера. Сполоснет женщина ведро – и остановится, словно в раздумье. А проходя, крестится на тихий монастырь. Уж солнце низко, пора идти, а озеро всё шепчет – не пускает, всё колышется – приманивает взгляд. Идешь по улице и в низких домиках видишь на окнах цветы цветущие. В каждом окне. Розовые и белые, крупные. радом со смертью – цветы.
И тихие сумерки веют над этой светлой покорностью. И на перекрестке справа и слева, и позади видишь ясную воду – благодатные, спокойные просветы, нежные, лелеющие объятия.
Какое широкое озеро!
II. Мимо окна
Я был влюблен пламенно и нежно, я был мальчишка. Но эта любовь и теперь согревает мысли: это была любовь.
Я бежал на свидание прямо из класса, или дома бросив уроки. Она давно уже знала «всё» – и ждала, и встречала меня – и мы гуляли по дальним кварталам города, целыми часами, сколько было возможно и невозможно. И говорили, говорили без конца. О чем – всем известно, о чем. А иногда молчали долго – тоже ясно, о чем. Мы виделись то днем, то вечером — и днем, и вечером. А как волновали и чаровали вечерние прогулки в начале весны – по темному, пустынному бульвару, или по открытым галереям каких-то складов на краю города. Там красноватые фонари изредка мерцали. Еще сильнее чувствовалась наша тайна, неизвестная людям. А дышалось тогда, весной, тяжело и блаженно.
Но не странно ли? То есть, может быть, не странно, что, даже идя к ней, я подымал глаза на женские светлые лица; провожал взглядом стройные, молодые фигуры; улыбался, снимая фуражку перед знакомыми гимназистками. И вот что: помню, в большом, угловом доме, в высоком первом этаже – большие зеркальные окна. Это какая-то торговая контора. Я каждый день прохожу мимо нее. У одного из окон сидит за конторкой девушка. Тонкий склоненный профиль немножко уже сухощавого, но еще нежного лица, опущенные ресницы, волнистые, светлые, ровно причесанные волосы.
И каждый раз, спеша «туда», я взглядываю на окно и каждый раз вижу знакомую склоненную головку. И всегда мне отрадно взглянуть на нее. Я, подходя, как будто незаметно спрашиваю себя, здесь ли она – и уже знаю, что здесь, и гляжу на окно, и спешу дальше, чтобы поскорее свидеться с моим нежным другом. Говорить и спорить, и мечтать; строить ослепительные планы, и молчать, и опять мечтать и спорить.
Но в странный и неожиданный день я не увидел знакомого профиля у окна. А он был так хорош и так привычен – и днем, и при ясном свете электрической лампочки. Я спешил дальше. Разговор был горячий в тот раз. Я особенно много и раздраженно спорил. Думал ли я об окне? Нет, не думал. Вспомнил мельком, уже идя домой. На другой день я опять увидел тонкий профиль – и что-то незаметно, где-то глубоко дрогнуло (кажется, дрогнуло) во мне, точно я не ждал его увидеть.
Не раз мне потом приходилось заставать пустое окно, я именно тогда (кажется, именно тогда) бывал я хоть нежен и страстен, но спорил много и раздраженно в задушевных разговорах с моим нежным другом.