Струны: Собрание сочинений

Укрывшись в тихой подмосковной
И позабыв людскую ложь,
Свой день улыбкою любовной
Начав, – для жизни ты живешь.

Себе, вдали от скуки финской

Доволен жизненным трудом,
Не правда ли, как Боратынский,
Ты перестраиваешь дом?

А может быть, в заботе пылкой,

Чтоб вовремя свести лесок, –
Как он, ты занят лесопилкой
И счетом бревен и досок.

Иль, чужд уныния и лени,

Под кровом ласковых небес
Для новых, дальних поколений,
Как он, ты сеешь новый лес.

И если б медленною тучей

Твой день порой заволокло, –
То мыслью стройной и могучей
Не проясняется ль чело?

И вновь привычно ищут руки

Непринужденного труда,
Как охранителя от скуки,
Вождя – в грядущие года.

Труды житейские не сложны,

Но с жизнью нас мирят они.
И с ними будут ли ничтожны
Судьбой отсчитанные дни?

И с ними сам те дни невольно

Не позабудешь ли считать?
Жизнь, как река, течет раздольно
Туда, где моря благодать.

7 августа 1911

Было уже замечено, что параллель «Блок – Боратынский» неслучайна[71] . Дело, конечно, не только в том, что Верховский в то время много занимается Боратынским (и потому, скажем, в послании Блоку звучат мотивы из «На посев леса» Боратынского). но и в ею стремлении поместить одного из лидеров символизма в органичный для классической русской литературы «золотою века» контекст «жизнестроительства» (еще не «жизнетворчества»), Помещичью жизнь вели и поэты XVIII-XIX столетий, и Верховскому важно найти в образе жизни Блока соприкосновения с их, если так можно выразиться, бытовой просодией …

Письма Верховского к Блоку [72] придают «приятельству» поэтов более конкретные черты. Письма отчасти заменяют отсутствовавшие – или неизвестные – дневниковые записи Верховского.

14 III. 07.

Давно мы не видались, дорогой Александр Александрович. Я пера встал с постели после воспаления легких. Вы меня очень обрадуете, если соберетесь в свободную минуту ко мне – в любой день, лучше вечером пораньше. Кстати мне нужно немножко поговорить с Вами: «Поток»[73] не состоялся. – Итак – до свидания, надеюсь не очень далекого. Вышла ли в «Орах» Ваша книга[74]? Когда соберетесь, захватите свои новые стихи. Я совсем испостился. Жму Вашу руку. Юрий Верховский.

Я на время болезни перебрался к брату – тот же дом (19), кв. 9, Малая Посадская.

Заходил к Вам, дорогой Александр Александрович, чтобы пригласить Вас на завтрашний вечер. Приходите, пожалуйста, завтра – в субботу, 21-го – в квартиру брата (как я Вам говорил): Петербургская Сторона, Малая Посадская, д. № 19, кв. 9 – вечером, по возможности рано, часу в 9-м, или хотя бы поздно: в 10-м, 11-м, 12-м и т. д. Моя жена и я были бы очень рады видеть и Любовь Димитриевну; м. б. на этот раз она исполнит нашу просьбу и приедет с Вами, если здоровье ей позволяет. Зову к себе Вячеслава Ивановича[75], Алексея Михайловича с Серафимой Павловной[76], Сюнненберга[77] и мн. др.

Очень будем ждать Вас. Привезите что-нибудь и прочтите непременно*. До свидания.

Ваш Юрий Верховский.

20. III. 09.

* Хорошо бы – Вашу пьесу. Ведь я не слыхал ее в окончательной редакции. М?

СПб., ночь на 21. X. 910

От души благодарю Вас, дорогой Александр Александрович, за ласковое приветствие моей книге и за всё Ваше хорошее дружеское письмо. Переписка стоит мне больших трудов и усилий, – и все-таки очень извиняюсь, что до сих пор не мог побороть для Вас своего дурною, трудно преодолимого свойства. Мне очень этого хотелось, но, право, легче писать стихи, чем прозу, хотя бы и эпистолярную, которая у меня так длинна, так тягуча, что, я думаю. Вы с нетерпением добираетесь до конца страницы. Я тоже, сказать по правде, питал намерение ответить Вам стихами, но и не принялся за них, потому что до самых последних дней вот уже с месяц (что для меня много) не написал и строки стихотворной. Главное мое намерение было в том, чтобы побудить Вас закончить Ваши стихи и прислать мне. Я всё жду их – и всё буду ждать.

У нас вот уже несколько дней, как выпал снег – и сейчас идет. Думаю, что и у Вас зима и поджидаю Вас в Петербург, так что, пожа­луй, в новостях моих Вам теперь мало проку.

Что же я Вам расскажу?