Струве: левый либерал 1870-1905. Том 1

Не видя ни малейшей возможности примирить столь противоположные взгляды, конституционалисты «Беседы» (они были в меньшинстве) согласились до поры до времени не афишировать свою приверженность конституции и объединиться со своими коллегами-консерваторами на почве общей программы минимальных требований, главными из которых были усиление местного самоуправления и ослабление влияния бюрократии. «Беседа» приняла многообещающую издательскую программу, согласно которой и в России, и за границей должны были публиковаться серии книг, призванных просвещать российскую публику как в сфере политики, так и в сфере экономики[613]. Действия конституционалистов, однако, не ограничивались рамками «Беседы»: они также установили контакт с левыми, включая социал-демократов и «третий элемент». Плеханов и Аксельрод, хотя и не поддерживали постоянных контактов с земскими конституционалистами, относились к ним неплохо. Струве писал, что в ходе личных бесед с этими двумя лидерами группы «Освобождение труда» (особенно это касалось Аксельрода) у него составилось мнение, что их «всегда тянуло и духовно, и эмоционально» к демократическому либерализму[614].

Таким образом, к 1900 году российское «освободительное движение» начало принимать относительно четкие очертания. Оно отличалось весьма широким спектром общественно-политических взглядов — от либерально-консервативного до революционно-демократического. Но несмотря на то, что лидеры движения имели весьма отличные друг от друга конечные цели, все они сходились в одном: полицейско-бюрократический режим отжил свое. В центре этой свободной коалиции находились земские конституционалисты, видевшие свою задачу в том, чтобы установить связь между консерваторами и радикалами.

В случае Струве открытому объявлению себя либералом-конституционалистом не предшествовал глубокий внутренний переворот. Либералом и конституционалистом он ощущал себя с пятнадцати лет, и его пребывание в рядах социал-демократов объясняется главным образом тем, что между 1885 и 1900 годами в России еще не было сколько-нибудь действенного либерального движения. Но к 1900 году ситуация изменилась. Земское движение заметно сдвинулось с присущей ему аполитической позиции, а его конституционалистская фракция, хоть и меньшая по численности, действовала более активно, чем консервативная, постепенно, по мере усиления тех санкций, которое правительство предпринимало против земств, приобретая все большее число сторонников. Струве всегда поддерживал личные дружеские отношения с земскими конституционалистами, и когда в 1900–1901 годах его изгнали из рядов социал-демократии, свое естественное пристанище он обрел в среде либералов.

Однако перед тем как окончательно присоединиться к земским конституционалистам, Струве должен был разрешить для себя некоторые философские проблемы, связанные с политикой либерализма. Как везде в мире, так и в России, в основе либерализма лежит убеждение в том, что существуют некие абсолютные и вечные этические истины, главной из которых является то, что нет ничего более ценного, чем человеческая личность. Струве, безусловно, верил в наличие таких истин, но никак не мог примирить их с философией критического позитивизма. (А связность и последовательность мысли для него всегда были делом первейшей важности.) С позиции позитивизма он не мог ничего сказать об «абсолютных и вечных этических истинах», поскольку они никоим образом не могли быть выведены из эмпирического опыта, являвшегося для позитивистов единственным критерием истины. Более того, будучи критическим позитивистом и последователем Риля, он не мог говорить о ценностях как о чем-то в некотором смысле «необходимом», то есть обязательном, поскольку, согласно Канту, область ценностей является областью свободы, а не необходимости. Надо сказать, что Струве давно интересовала проблема примирения позитивизма и этики. Но со всей очевидностью он это осознал только во время споров с Плехановым и Лениным, вплотную столкнувшись с проблемой правильного поведения в ситуации, когда необходимо разрешить конфликт между политической целесообразностью и желанием сохранить личную моральную чистоту.