Как и Фихте, Струве говорит о человеческом существе в понятиях «Я» — мыслящего и вечно борющегося индивидуума, который реализует себя в ходе непрерывного взаимодействия с внешним миром, то есть «не-Я». Правда, в отличие от Фихте, Струве для определения «Я» использует религиозную терминологию. Для него душа человека есть богоданная, «вечная и самоопределяющаяся субстанция»[630]. В качестве таковой она свободна, то есть способна действовать сама по себе. Согласно новым воззрениям Струве, любая метафизика должна исходить из религиозной концепции человека, в силу чего та метафизическая система, например диалектический материализм, которая не соответствует этому критерию, неприемлема[631]. Жизнь есть бесконечное стремление к самоосуществлению или самореализации «Я», в процессе которого оно осознает себя. Вся суть морали заключается в признании абсолютной ценности личности и абсолютности ее прав на самоосуществление. «Абсолютное добро и заключается в том, чтобы… всякий человек свободно содержал в себе и творил абсолютную истину и абсолютную красоту»[632].
Полагая моральные ценности вечными и абсолютными, Струве тем не менее настаивал на том, что основанное на них поведение человека имеет отнюдь не автоматический характер. Будучи «необходимой», мораль проявляется вовсе не с той «железной» обязательностью, какая превалирует в эмпирическом мире. «Если нравственное, или должное общеобязательно, то оно общеобязательно не в том смысле, в каком общеобязательно сущее. Общеобязательность долженствования предполагает всегда не только возможность, но даже реальность непризнания этой общеобязательности. “Ты должен” — всегда предполагает: “ты можешь и отрицать долженствование”. “Ты видишь, ты понимаешь” значит всегда: “ты не можешь не видеть, не можешь не понимать”»[633].
Именно в том и заключается специфика этики, что, несмотря на императивный характер ее принципов, они реализуются в ходе духовного конфликта. Моральный долг осознается таковым только после напряженного диалога, происходящего в переживающей раздвоение человеческой душе. В процессе реализации моральных принципов допускается свобода и сознательный выбор[634]; секрет действенности морали заключается в специфическом смешении долга и возможности выбора, обязанности и свободы[635]. Подобная этическая концепция очень близка к фихтеанской. Согласно Струве, свобода является необходимым компонентом этического поведения, поскольку отсутствие свободного выбора между альтернативными действиями означает отсутствие внутреннего конфликта, в силу чего действие не может иметь статус морального: «[Формальный момент определения «высшего блага»] заключается в признании индивидуальности, свободы и равенства, как необходимых условий осуществления в человеке абсолютного добра, или высшего блага. Без этих формальных условий высшая ценность жизни, воплощение в человеке абсолютной истины и абсолютной красоты не только не достижима, но и способна превратиться в свою прямую противоположность, в глубочайшую безнравственность…»[636]
Почему «равенство» столь же необходимо, как и индивидуализм и свобода? «Я глубочайшим образом уверен в том, что идея равноценности людей, как продуманное до конца философское убеждение, опирается на идею субстанциального бытия духа, и что в этом смысле наименование «христиански-демократическая мораль» совершенно верно»[637].