При самодержавии Россия находится в состоянии скрытой, или, вернее, вогнанной внутрь народного организма, но разрастающейся вглубь и вширь хронической революции, которая неизбежно перейдет в острую форму, если не будет предпринята крупная реформа.
«Я глубоко убежден в справедливости основанной на всеобщем голосовании избирательной системы, я твердо уверен, что она соответствует началам истинного и широкого либерализма. Но здесь я имею в виду отстаивать целесообразность всеобщей подачи голосов для современной России не как либерал и не как демократ, не с точки зрения моих идеалов политической справедливости, а с точки зрения социального умиротворения страны и водворения в ней прочного государственного порядка. Если стремление к этим благам угодно называть консерватизмом, то я берусь утверждать, что всеобщее избирательное право диктуется для России здравым дальновидным консерватизмом. Прежде чем обосновывать этот тезис, я должен отвести возражение либеральных противников всеобщего избирательного права, полагающих, что эта система выборов утвердит в России господство невежественной толпы, которая сделается игрушкой в руках реакционеров.
На самом деле это возражение есть в высшей степени гадательная гипотеза, построенная на шатких исторических аналогиях. В конкретных условиях русской действительности она не имеет ни малейшей опоры. Народные массы в России, как и всюду, пойдут за теми политическими направлениями и деятелями, которые смогут обещать и провести действительное удовлетворение назревших нужд этих масс. А удовлетворение важнейших нужд народных масс возможно в России только путем широких экономических реформ в демократическом духе, таких реформ, которым не может сочувствовать ни одна из наличных и возможных в России реакционных сил. К тому же демократические экономические реформы настолько сложны в современной России, что их осуществление будет совершенно не под силу государственному аппарату, находящемуся в руках реакционеров. Те условия, в которых существовал демократический цезаризм Наполеона III, продолжающий до сих пор гипнотизировать многих политиков, враждебных всеобщему избирательному праву, не представляют с русской действительностью никакой серьезной аналогии. Во Франции второй империи не было крестьянского вопроса и не могло быть речи о крестьянской реформе. Крестьянин был политическим консерватором, потому что его экономические интересы не требовали никаких реформ, которые сталкивали бы его с властью и внушали бы ему мысль о реальном значении для него политической самодеятельности….
Но, скажут нам, суть дела именно в том, что при всеобщем избирательном праве политически реакционное русское правительство, ценой удовлетворения всех экономических требований крестьянства, в союзе с ним раздавит всякое свободное движение в стране. Те, что рисуют, в результате всеобщего голосования, такие перспективы, забывают, что правительство страны не есть отвлеченная категория, которую можно по произволу вставлять для определенных целей в любую комбинацию социальных и политических сил. Реакционное русское правительство есть живое, исторически определенное, на данных социальных основах выросшее политическое явление, которое не может быть переставлено на совершенно новый и чуждый ему социальный фундамент. Земские начальники, губернаторы, министры-бюрократы, великие князья с их административными уделами, самодержавный царь — все это не отвлеченности, а живые явления. Они или, другими словами, русское реакционное правительство не может вдруг, ради сохранения своей власти, стать слугой крестьянства и опереться на него. Это было бы социологическое чудо, бояться которого нечего. Прочное введение такой радикальной политической реформы, как всеобщее голосование, само может явиться лишь следствием столь радикального перемещения социальных сил в нашей стране, которое отнимет почву у всякой реакции и сделает ее сколько-нибудь длительное торжество абсолютно невозможным.
Наконец, тем, кто опасается, что крестьян, по их невежеству и беспомощности, легко будет обманывать на выборах, мы скажем, что против такого обмана в крупных размерах русских крестьян с самого же начала свободной политической жизни в значительной мере предохранит тот присущий массам верный социально-политический инстинкт, которого так основательно боялись и до сих пор боятся наши реакционеры. Когда по всей стране пройдет живительное дуновение политической свободы, когда везде будет безвозбранно выкинуты политические знамена и лозунги, крестьяне быстро сумеют отличить своих друзей от врагов и отыскать настоящее крестьянское знамя.