Струве: левый либерал 1870-1905. Том 1

Критика Ленина была наступательна, педантична и умышленно банальна. Наивысшей моральной ценностью объявлялась «ортодоксия», а интеллектуальная независимость представлялась симптомом духовной коррупции. Обсуждение велось в благожелательном, но этаком непреклонно-богословском тоне — именно в таком тоне в христианстве принято предостерегать собратьев от впадения в ересь.

Личные беседы между Струве и Лениным, начавшиеся в январе 1895 года и продолжавшиеся до лета, оказали сильное, хотя и временное влияние на них обоих. Под нажимом Ленина Струве сдвинулся влево — от либерального социализма к более ортодоксальной ветви марксизма, тогда как Ленин, в свою очередь под давлением Струве, сдвинулся вправо — от смешения якобинства и социал-демократии, характерного для него с 1892 года, к собственно социал-демократии[266]. В ходе этих бесед они образовали нечто вроде политического альянса, базирующегося (согласно воспоминаниям Струве) на том, что их объединяло — противостоянии «народничеству», убежденности в том, что Россия должна пройти через фазу капитализма, и постановке во главу угла борьбы за политическую свободу[267].

То, что Струве начал двигаться «влево», видно из его статьи «Моим критикам», написанной весной 1895 года и опубликованной в сборнике Потресова[268]. Эта статья была ответом рецензентам «Критических заметок». В ней Струве больше не пытался улучшить Маркса. Наоборот, коротко оговорив свою неудовлетворенность марксистской философией, он заявил о согласии со всеми основными доктринами марксизма. В ходе подробного обсуждения проблемы перенаселения он воздержался от цитирования Мальтуса[269] и от воспроизведения своих утверждений относительно позитивной функции государства и ценности социальных реформ. «Народников» он определил как представителей «мелкой буржуазии», и все время подчеркивал значение классовой принадлежности или партийности — именно на этом пункте сосредоточилась основная часть ленинской критики его книги. Даже определение капитализма, данное Струве в этой статье, выглядело более ограниченным и близким к тому, что думал по этому поводу Ленин. Разъясняя смысл заключительного предложения своей книги, Струве сосредоточился в основном на том, что капитализм развивает классовое сознание, оставляя в стороне его роль в развитии культуры[270]. Все в этой статье свидетельствует о том, что Ленин вовсе не преувеличивал, когда, спустя десять лет, пытаясь оправдать свое временное партнерство со Струве, утверждал, что благодаря этому партнерству Струве существенно «полевел», то есть стал большим ортодоксом[271].

В свою очередь, Струве немало сделал для того, чтобы побудить Ленина освободиться от остатков народовольческой идеологии и принять основной принцип социал-демократии — необходимость объединения всех видов оппозиции, включая буржуазию, для борьбы с режимом самодержавия за политическую свободу в России[272]. Ко времени своего отъезда в Западную Европу летом 1895 года Ленин уже немало продвинулся в этом направлении. В Женеве же он окончательно «перековался». Аксельрод разъяснил ему принцип пролетарской «гегемонии», заключающийся в том, что социал-демократы должны были организовать и повести за собой все силы в России, заинтересованные в свержении царизма. Выслушав аргументы Аксельрода и Плеханова, Ленин понял, что его «книжная» и «абстрактная» позиция по отношению к буржуазии была ошибочной[273].

По возвращении в Россию осенью 1895 года Ленин проявил себя как вполне состоявшийся социал-демократ. Самым ранним свидетельством того, что он занял новую политическую позицию, является посвященный Энгельсу некролог: в нем Ленин впервые публично с похвалой отозвался о конституциях и парламентах[274]. Несколько месяцев спустя Ленин пошел еще дальше. Занимаясь подготовкой проекта программы будущей Российской социал-демократической партии, он изобразил царизм (а не капитализм и буржуазию) главным врагом рабочего класса и призвал к созданию коалиции со «всеми и всякими представителями буржуазии» для борьбы с монархическим режимом: «Борьба русского рабочего класса за свое освобождение есть борьба политическая и первой задачей ее является достижение политической свободы». Во всем этом не было ничего, под чем не подписался бы Струве.