В этой эйфорической атмосфере Союз борьбы принял решение о посылке делегации в составе Потресова и Струве на лондонский Конгресс социалистического интернационала, который должен был состояться в августе. Впервые за всю историю социалистического движения на подобный конгресс должна была приехать делегация из России — до этого русское социалистическое движение на таких конгрессах представляли исключительно эмигранты. Запланированная поездка была весьма рискованным мероприятием, поскольку полиция была прекрасно осведомлена о связях между арестованными членами Союза и оставшимися на свободе Потресовым и Струве и не спускала с них глаз. Каутский считал, что для Струве в создавшихся обстоятельствах такая поездка выглядит очевидным безрассудством. «Я должен признаться, — писал он Плеханову, — что считаю это отчаянной смелостью, так как Лондон, конечно, будет кишеть русскими шпиками, а он и без того уже на подозрении»[336]. Поэтому исходя исключительно из соображений безопасности имена Струве и Потресова не были включены в официальный список делегатов.
Струве выехал из России в июле 1896 года, за шесть недель до открытия конгресса, для того, чтобы обговорить некоторые вопросы с Плехановым и его товарищами в Швейцарии и совместно с ними подготовить доклад от имени российской делегации. Плеханов взял на себя подготовку основного доклада (за исключением той его части, которая касалась стачек ткачей и подготовка которой была поручена Потресову). Струве должен был подготовить дополнительное сообщение по вопросу аграрной политики российских социал-демократов. Находясь в Швейцарии, Струве также написал две статьи о стачках ткачей и их значении.
В своем сообщении по аграрному вопросу[337] Струве доказывал, что российские крестьяне настолько отсталы и настолько несознательны в классовом отношении, что заниматься среди них агитацией и пропагандой — пустая трата времени. Признавая, что совершенно случайно обстоятельства могут сложиться так, что крестьян можно будет побудить к восстанию, он тем не менее настаивал на том, что даже от систематической агитационной работы в деревне вряд ли будет большой толк. Крестьянство сможет проникнуться революционным духом, но только вслед за указывающим ему путь классово-сознательным российским пролетариатом. Весь доклад Струве был пронизан тем самым презрительным и подозрительным отношением к крестьянству, которое было характерно для российских социал-демократов того периода.
В статьях, посвященных рабочим волнениям в Санкт-Петербурге[338], Струве развил постулат, на котором основывалась вся политика социал-демократов — о том, что пролетариат освободит Россию от абсолютизма. Пролетариат, писал Струве, не может избежать выполнения возложенной на него исторической миссии. Россия является единственной европейской страной, в которой крупномасштабное капиталистическое производство развивалось в условиях самодержавного режима. Это привело к тому, что индустриализация в России сопровождалась значительными последствиями политического характера. Развитие капитализма вызвало резкое увеличение числа промышленных рабочих и одновременно — необходимость дать им хотя бы минимальное образование (в силу того, что промышленная экономика требует грамотного населения), но все это невольно подтачивало автократическую систему. Если рабочие будут уметь читать, то рано или поздно они поймут, насколько беззаконным является режим, под властью которого они живут, а как только это произойдет, они будут вовлечены в борьбу с тем общественным порядком, который стоит на пути их самосовершенствования: «Русскому рабочему классу нужна политическая свобода для того, чтобы вести соединенную экономическую борьбу за лучшие условия труда, чтобы беспрепятственно учиться, словом, для того, чтобы лучше жить»[339]. То обстоятельство, что в период своей активности в 1890-х годах в Санкт-Петербурге рабочие продемонстрировали главным образом тягу к образованию и стремление к формированию профессиональных союзов, выдвинуло их на передний край борьбы с царским режимом.