Струве: левый либерал 1870-1905. Том 1

Вскоре после того, как Струве поселился в квартире Калмыковой, он стал ее любовником. Это неизбежно должно было привести к возникновению всякого рода сложностей — уже хотя бы в силу разницы в возрасте (Струве было тогда двадцать лет, а Калмыковой — сорок), к тому же они оба были столь эмоциональны и импульсивны, что их отношения быстро приняли вид запутанного клубка. Струве в юности отличался (и охотно позволял себе это) очень мягким и нерешительным характером. Он был совершенно не способен ни принять какое-либо важное решение, ни довести его до конца. Его вызывающая интеллектуальность, бурный темперамент и печально известная склонность к шокирующим заявлениям — симптомы именно этого качества его характера, поскольку, как и многие нерешительные люди, он самоутверждался только за счет экцентричности и непредсказуемости, уходя таким образом от необходимости принимать обдуманные решения. За то долгое время, которые они с Калмыковой провели вместе, он успел привыкнуть к тому, что она входила во все его нужды. Она была ему опекуном и любовницей одновременно. Обладая сильно развитым чувством моральной ответственности, он винил себя за эту странную связь и старался положить ей конец, но не знал, как это сделать, оставшись честным человеком. Он дважды предлагал Калмыковой вступить с ним в брак, но оба раза она отказывалась. А поскольку сам он был не способен на какой-либо решительный шаг, то все оставалось по-прежнему, и он чувствовал себя все более виноватым и все более несчастным.

Калмыкова тоже не могла решиться на разрыв. Она нуждалась в его привязанности (видимо, она имела сильное влечение к молодым людям); к тому же она была убеждена, что без нее он не сможет обустроиться в жизни. Летом 1895 года, устроив Струве в селе поблизости от Самары, чтобы он подлечил кумысом свой больной желудок, она писала Потресову: «Много с ним говорила в эту 5-дневную поездку, а еще более передумала. Более чем когда-нибудь убедилась в его беспомощности и малодушии. В последнее время в Петербурге являлось не раз желание, чтобы все это уж скорее совершилось и окончилось. Но вдумаешься и ясно сознаешь, что это будет не конец, а начало долгой трудной и неудачной жизни. Все убеждает меня в последнем, и это сознание поднимает жгучее чувство боли и ответственности. Если я сознаю, то должна охранять»[347].

Так и тянулась эта странная связь, поддерживаемая, с одной стороны, боязнью причинить боль гордой женщине средних лет, а с другой — стремлением поддержать беспомощного юношу. Струве был убежден в том, что его отношения с Калмыковой сделали его «непоправимо искалеченным»[348].

Связь между Струве и Калмыковой могла бы затянуться на неопределенный срок, но где-то накануне июня 1896 года, перед самым отъездом в Швейцарию, Струве влюбился в Антонину (Нину) Александровну Герд, сестру одного из своих университетских друзей. Она была на два года старше его и довольно некрасива. (Друзья шутили, что со стороны Струве это было весьма честный поступок — выбрать именно некрасивую женщину, поскольку, будучи марксистом, он был убежденным сторонником принципа «чем хуже, тем лучше».) Она привлекла его мягкостью и добротой, которые резко контрастировали с властным характером Калмыковой, за чьим «успокоительным добродушием», как позднее писал Струве, скрывалась «присущая ей душевная твердость»[349]. По своему происхождению семья Нины была похожа на его собственную — она имела как иностранные, так и академические корни. Ее дед, ирландец Джеймс Херд, специалист по Ланкастерскому методу обучения, впервые приехал в Россию в 1817 году по приглашению графа Румянцева и в конце концов решил остаться в этой стране. Его сын Александр, отец Нины, проявил себя как выдающийся педагог и, будучи назначен на должность домашнего учителя при царской семье, обучал будущего Николая II.

Оказавшись между двумя женщинами, Струве уехал из России в состоянии близком к обморочному. Итогом его болезненных душевных метаний стало принятое в Лондоне решение порвать с Калмыковой и жениться на Нине. Он послал Калмыковой несколько истерических писем, в которых умолял ее встретиться с ним в Германии и выслушать его объяснения. Калмыкова отказалась, и в конце октября он приехал в Монтрё к ожидавшей его там Нине. Рассказав ей историю своих отношений с Калмыковой, он сделал ей предложение, на которое она ответила согласием. Радость, которую после этого испытывал Струве, омрачалась только мыслью о том, что придется еще улаживать свои дела с Калмыковой. Отчаянно пытаясь найти выход из создавшегося положения, он обратился за помощью к Потресову. В ноябре 1896 года он написал ему два длинных письма, которые требуют подробного цитирования, поскольку в них представлена довольно необычная точка зрения на интимную жизнь, тем более что эту сторону своей жизни Струве, как правило, ревностно охранял от посторонних глаз.