Читаем Сценарии перемен. Уваровская награда и эволюция русской драматургии в эпоху Александра II полностью

При ней появляется первый русский журнал; к ней тяготеет первая русская публика. Нет сомнения, что в этом направлении деятельность Академии была и особенно могла бы быть весьма плодотворна. Ломоносов, очень хорошо понимавший в этом отношении роль Академии, ревностно заботился об улучшении ее с этой стороны. В известной степени Академия могла бы сохранить за собой ту же образовательную роль и в настоящее время… Современные партизаны Академии думают об этом иначе: они полагают, что эта образовательная деятельность нисколько не принадлежит к обязанностям Академии, которые единственно и исключительно ограничиваются развитием и усовершенствованием науки656.

Позиция Пыпина, видимо, в целом типична для русских радикалов этого периода, скептически относившихся к обеим сторонам в споре ученых657. Однако подавляющее большинство российских периодических изданий приняло решение поддержать именно университеты, недаром прежде всего ссылавшиеся на общественную пользу. Настоящий всплеск споров в популярных изданиях происходит весной 1866 г. 12 марта Катков со страниц «Московских ведомостей» резко выступил против противников Академии – «писак и педагогов, изумляющих публику своими росказнями о современных открытиях наук, о тайнах естествознания, о реальных гимназиях и т. п.»658. По Каткову, Академия наук представляет собою образец благотворного влияния государства на общество и науку. Напротив, представления об обществе оппонентов Академии наук Катков высмеял в издевательском тоне: они, «по-видимому, желали бы сочинить для России такую Академию наук, какой еще не видал свет, нечто вроде увеселительного клуба, доступного по простоте своей и удобопонятливости своих занятий для всех и каждого, хотя бы даже безграмотного»659. Истинное общество, по Каткову, не имело права на демократизм и не могло не подчиняться государству, одним из представителей которого была Академия.

В отличие от университетских профессоров, Катков считал, очевидно, что национальная наука должна создаваться не «снизу», а «сверху», волею правительства. В привилегированном положении Академии, по его мнению, выражалось внимание правительства к науке вообще, а потому представители университетов должны были не осуждать, а приветствовать реформу:

Говорить, что Академия наук обладает какими-то сословными привилегиями, угнетающими, подобно крепостному праву, весь ученый люд Российской империи, значит либо частное возводить к общему <…>, либо смеяться над здравым смыслом читателей. <…> весь этот почет и вся эта льгота должны служить только гордостью для всего нашего ученого люда, а не вызывать на зависть. <…> В лице Академии оказывается государством почет и поощрение каждому человеку, занимающемуся науками…660

Приблизительно в том же духе высказывался Н. А. Любимов со страниц катковского «Русского вестника». Он оспаривал право русских университетов объявлять себя преемниками Ломоносова в конфликте с Академией наук:

Противники Академии, ссылаясь на академические столкновения Ломоносова, торопятся написать его имя на своем знамени, забывая, что самое явление Ломоносова было возможно только благодаря существованию у нас этого высшего ученого учреждения, что Ломоносова нельзя отделить от Академии и что воздать честь Ломоносову значит воздать честь Петербургской академии661.

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Собрание сочинений в пяти томах (шести книгах) Т. 5. (кн. 1) Переводы зарубежной прозы
Собрание сочинений в пяти томах (шести книгах) Т. 5. (кн. 1) Переводы зарубежной прозы

Том 5 (кн. 1) продолжает знакомить читателя с прозаическими переводами Сергея Николаевича Толстого (1908–1977), прозаика, поэта, драматурга, литературоведа, философа, из которых самым объемным и с художественной точки зрения самым значительным является «Капут» Курцио Малапарте о Второй Мировой войне (целиком публикуется впервые), произведение единственное в своем роде, осмысленное автором в ключе общехристианских ценностей. Это воспоминания писателя, который в качестве итальянского военного корреспондента объехал всю Европу: он оказывался и на Восточном, и на Финском фронтах, его принимали в королевских домах Швеции и Италии, он беседовал с генералитетом рейха в оккупированной Польше, видел еврейские гетто, погромы в Молдавии; он рассказывает о чудотворной иконе Черной Девы в Ченстохове, о доме с привидением в Финляндии и о многих неизвестных читателю исторических фактах. Автор вскрывает сущность фашизма. Несмотря на трагическую, жестокую реальность описываемых событий, перевод нередко воспринимается как стихи в прозе — настолько он изыскан и эстетичен.Эту эстетику дополняют два фрагментарных перевода: из Марселя Пруста «Пленница» и Эдмона де Гонкура «Хокусай» (о выдающемся японском художнике), а третий — первые главы «Цитадели» Антуана де Сент-Экзюпери — идеологически завершает весь связанный цикл переводов зарубежной прозы большого писателя XX века.Том заканчивается составленным С. Н. Толстым уникальным «Словарем неологизмов» — от Тредиаковского до современных ему поэтов, работа над которым велась на протяжении последних лет его жизни, до середины 70-х гг.

Антуан де Сент-Экзюпери , Курцио Малапарте , Марсель Пруст , Сергей Николаевич Толстой , Эдмон Гонкур

Языкознание, иностранные языки / Проза / Классическая проза / Военная документалистика / Словари и Энциклопедии