Сценарии перемен. Уваровская награда и эволюция русской драматургии в эпоху Александра II

Таким образом, Никитенко последовательно и, видимо, сознательно выступал против концепции Анненкова, причем не только в оценке «Смерти Иоанна Грозного», но и в описании самой природы исторической драматургии. Согласно Никитенко, драматург совершенно не был связан исторической достоверностью и легко мог позволить себе пренебрегать «мелочными притязаниями» фактов прошлого. Возражая Анненкову по этому вопросу, Никитенко совершенно иначе трактовал и вопрос об ответственности драматурга. Если Анненков прежде всего акцентировал ответственность перед прошлым, то для Никитенко в центре была национальная и общественная значимость произведения, то есть ответственность перед настоящим.

Чтобы понять, как Никитенко понимал функции исторического драматурга, можно обратиться к тем местам очерка, где автор использует местоимение «мы», как бы объединяя себя и своего читателя в некое сообщество. В частности, это местоимение употребляется им в рассуждении о том, почему бояре в пьесе Толстого не соглашаются, несмотря на прямой приказ обладающего над ними абсолютной властью Ивана Грозного, отказаться от успехов, достигнутых в ходе военных действий против иностранцев. В издании здесь явно допущена обессмысливающая текст опечатка, которую Никитенко с возмущением отметил в «Дневнике» 15 ноября 1866 г.:

В моей книжке последняя статья, разбор трагедии «Смерть Иоанна Грозного», перепорчена в типографии. Наделаны такие опечатки, что я велел остановить продажу книжки и сегодня объяснялся с Нагелем (Никитенко, т. 3, с. 56).

Однако в принадлежащем автору очерков экземпляре ошибка исправлена на полях почерком Никитенко844. Приведем это место, выделив вписанный фрагмент угловыми скобками:

Автор понял эту национальную <мощь, в дни опасностей соединяющую всех нас> в одну несокрушимую силу и сглаживающую всякие неровности, бугры, шероховатости на наших индивидуальностях845.

Смысл пьесы Толстого, таким образом, связан с пробуждением национального начала, объединяющего не только бояр XVI века, но и современных читателей. Более того, Никитенко был уверен в том, что публика была вполне способна понять актуальность трагедии и оценить ее, тем самым подтвердив свою готовность к этому объединению:

…сколько нам известно, мыслящая, образованнейшая часть публики одного с нами мнения. Эта беспристрастная и правдивая ценительница таланта встретила трагедию «Смерть Иоанна Грозного» при самом ее появлении в свет с таким единодушным сочувствием и одобрением, какие выпадают на долю только действительной литературной заслуге и высокому дарованию и какие, конечно, достаточны к тому, чтобы поощрить автора к новым подобным трудам846.

Единственная форма ответственности перед прошлым, о которой Никитенко все же написал, – это обязанность писателя развивать национальную традицию. Фактически это тоже обязанность перед современностью, которую эта традиция связывает с национальной классикой. Связь с традицией Никитенко усмотрел в языке пьесы, который он определял как

…художественно-изящный язык лучшего литературного направления, – язык полученный нами в наследство от Карамзина, Жуковского, Пушкина и с достоинством поддерживаемый в настоящее время такими писателями, как Гончаров, Тургенев, Майков847.

Отзыв Никитенко был явно близок к позиции Толстого: 15 октября 1866 г. критик записал в дневнике, что драматург посетил его и «горячо благодарил» за рецензию (Никитенко, т. 3, с. 51). И Толстой, и Никитенко противопоставляли «вечную» и «временную» правду, оба они признавали право драматурга на совершенно свободное отношение к историческим фактам, оба резко критически отнеслись к статье Анненкова.