Сцены частной и общественной жизни животных

– Здравствуйте, мадемуазель, – сказал он, – как вы поживаете?.. А что с профессором?

– Увы, он не успел рассказать мне историю принца Жарпеадо и на самом интересном месте задумался о судьбах человечества… Мы остановились на прибытии Жарпеадо в Бордо.

– На корабле, принадлежавшем банкирскому дому Бальгери-младшего[633], – подхватил Жюль. – Достопочтенные банкиры передали принца…

– Совсем маленького принца… – заметила Анна.

Жарпеадо усадил свою милую на пурпурную подушку, и они переплыли озеро…

– Да, вы правы, – передали его толстому кондуктору дилижансов почтовой конторы Лаффита и Кайяра, который обошелся с ним вовсе не так, как должно обходиться с особой такого благородного происхождения и такого высокого ранга; он швырнул его под скамейку в купе[634] и в этой страшной пропасти принц со своей свитой сильно пострадали от соседства с мешками серебряных монет, что ставит нас нынче в очень затруднительное положение. Кончилось все тем, что самый обыкновенный почтальон вручил посылку папаше Лакрампу, который не помнил себя от радости… Лишь только о прибытии принца официально известили французское правительство, Эсти, один из министров, воспользовался этим, чтобы добиться для нас послаблений: он живо обрисовал комиссии палаты депутатов важность нашего заведения и необходимость поставить его на широкую ногу и говорил так красноречиво, что добился выделения шестисот тысяч франков на построение дворца для полезного потомства Жарпеадо. «Это позволит нам, сударь, – сказал он докладчику[635]

, которым, к счастью, оказался богатый торговец москательными товарами с улицы Ломбардцев[636], – перестать платить дань иностранцам и получить хоть какую-то выгоду от Алжира, на который мы тратим миллионы». Один старый маршал объявил, что, по его мнению, принца надобно считать военной добычей. «Господа, – сказал тогда докладчик палате, – не посеяв, не пожнешь…» Афоризм этот имел большой успех; ведь в палате говорящему необходимо опускаться до уровня слушателей. Оппозиция, которая уже давно ворчала по поводу Обезьяньего дворца[637], ничего не смогла противопоставить этому наблюдению, понятному собственникам, которых так же много на скамьях в палате, как устриц на канкальских отмелях[638].

– Когда закон был принят, – подхватил профессор, который уже очнулся от размышлений и слушал рассказ ученика, – он послужил источником одной прекрасной фразы. Я проходил по Саду и застал под большим кедром одного из наших садовников за чтением «Монитёра»[639]; я даже попенял ему на это, но он возразил, что «Монитёр» – величайшее из периодических изданий. «Правда ли, сударь, – спросил он у меня, – что у нас построят превосходную теплицу для растений из тропиков обоих полушарий и оборудуют ее самыми совершенными приспособлениями?» – «Да, друг мой, – отвечал я, – мы ни в чем не будем уступать Англии, а в чем-то, возможно, ее и превзойдем». – «Наконец-то, – воскликнул садовник, потирая руки, – впервые после Июльской революции народ наконец понял, в чем заключаются его истинные интересы; теперь все во Франции расцветет». Увидев, что я улыбаюсь, он продолжил: «А жалованье нам прибавят?»

– Увы, сударь! – перебил его Жюль. – Я только что из большой теплицы; все пропало! Несмотря на все наши старания, нам не удастся свести Жарпеадо ни с каким подобным ему созданием; я целый час наблюдал за ним с помощью наилучшего изделия Доллонда[640]; он отверг Coccus ficus caricae[641] и должен умереть…

– Да, но он умрет, оставаясь верным, – воскликнула чувствительная Анна.

– Право, – возразил Гранариус, – не все ли равно, умереть верным или неверным, если умереть придется…

– Вы никогда нас не поймете! – сказала Анна таким тоном, как будто хотела испепелить отца. – Но вы его не обольстите, он противится любым обольщениям, а с вашей стороны, господин Жюль, очень дурно принимать участие в таких злых делах. Вы, должно быть, не способны на такую любовь!.. Ведь ясно, что Жарпеадо не нужен никто, кроме Ранагриды…

– Моя дочь права. А что если мы, за неимением лучшего, попытаемся привести пурпурные пеленки, в которых к нам прибыл Жарпеадо из своего прекрасного королевства Кактриана, в то состояние, в каком пребывают принцы за десять месяцев до своего рождения? вдруг там отыщется хоть одна Ранагрида?

– Вот, батюшка, благородный поступок, за который вы удостоитесь восхищения всех женщин.

– И поздравлений от министра! – воскликнул Жюль.

– А также изумления ученых! – подхватил профессор. – Не говоря уже о благодарности французских коммерсантов.

– Да, но, – опомнился Жюль, – разве Планшет не сказал, что состояние, в котором находятся принцы за одиннадцать месяцев до своего рождения…

– Дитя мое, – мягко перебил Гранариус своего ученика, – разве ты не видишь, что природа, повсюду равная самой себе, сохраняет представителей клана Жарпеадо в таком состоянии годами! О! лишь бы только мешки с монетами их не раздавили…