Сцены частной и общественной жизни животных

– Он меня не любит! – вскричала несчастная Анна, видя, что Жюль, вне себя от любопытства, последовал за Гранариусом, вместо того чтобы остаться с ней наедине.

VII. В большой теплице Ботанического сада

– Можно я пойду с вами, господа? – спросила Анна, когда отец ее возвратился с листком бумаги в руках.

– Конечно, дитя мое, – отвечал профессор со своей обычной добротой.

Гранариус был рассеян, но дочери этот его недостаток сулил много преимуществ. Как часто мягкость оказывается не чем иным, как плодом безразличия?.. почти так же часто, как милосердие оказывается плодом расчета.

– От цветов, которые мы нарвали вчера, господин Жюль, у вас ночью разболелась голова, – сказала Анна молодому ученому, пропустив отца вперед, – вы поставили их на окно, а до этого спели: «Матильда, cвет моих очей». Это нехорошо; зачем петь про Матильду?

– Но сердце пело про Анну! – отвечал он. – Однако откуда вам известны все эти обстоятельства? – прибавил он с ужасом. – Неужели вы сомнамбула?

– Сомнамбула? – переспросила она. – О, что же сталось с молодыми людьми в наш развращенный век! они готовы свести любое чувство к электромагнетическому флюиду!.. к избытку теплорода…[642]

– Увы! – подтвердил Жюль. – Во всяком случае, у Животных все именно так и происходит. Смотрите! мы добились здесь… – и он не без гордости указал на прославленную теплицу Ботанического сада, примыкающую к холму, увенчанному бельведером, – мы добились здесь тропического тепла и посадили тропические растения; отчего же мы не можем вырастить огромных Животных, скелеты которых восстановил славный Кювье? Все дело в том, что в нашей атмосфере не хватает углерода; должно быть, наш земной шар, подобно юнцу-транжиру, обошелся с ним чересчур нерасчетливо… Чувства наши входят в уравнения…

– О дьявольская наука! – воскликнула Анна. – Ну что ж, в таком случае предавайтесь любви в своем Саду, между кабинетами сравнительной анатомии и зоологической химии, вооружайтесь пробирками и вычисляйте, сколько углерода Человек тратит, взбираясь на гору! Ваши чувства входят в уравнение, где вторым членом служит приданое! Вы не знаете, что такое любовь, господин Жюль!

– Я знаю это так хорошо, что ради устройства нашего семейного очага – если, конечно, вы захотите выйти за меня, мадемуазель, – я верчусь, как Карась на сковородке, и провожу долгие часы, припав к микроскопу и наблюдая за единственным живым Жарпеадо на европейской земле; если он женится, если эта волшебная сказка кончится так, как должны кончаться сказки: «и родилось у них много детей», то мы поженимся тоже, я получу крест Почетного легиона, стану ассистентом профессора, получу квартиру при Музее и три тысячи франков жалованья, меня наверняка отправят в Алжир, дабы разводить там наших подопечных, и мы заживем счастливо… Так что не браните меня за то, что я не свожу глаз с принца Жарпеадо…

Девица Пингвуазо

«Значит, когда он пошел следом за отцом, им двигала любовь», – подумала девушка, входя в теплицу.

Тут она улыбнулась Жюлю и шепнула ему на ухо:

– В таком случае, господин Жюль, поклянитесь, что будете мне так же верны, как Жарпеадо – своему королевскому роду, что будете смотреть на всех других женщин с таким же презрением, с каким принц смотрел на принцессу Финну, и я буду спокойна; когда я увижу, как вы греетесь на солнышке, курите сигару и следите за завитками ее дыма, я скажу себе…

– Вы скажете себе: он думает обо мне! – вскричал Жюль. – Клянусь!

И оба бросились на зов профессора, который торжественно опустил клочок бумаги на первую опунцию, расцветшую в Ботаническом саду благодаря шестистам тысячам франков, выделенным палатой депутатов на постройку новых теплиц.

– Разве они устроить в тип-лице тип-ографию? – воскликнул англичанин, ставший свидетелем этой научной манипуляции.

– Натопите в теплице! – приказал Гранариус. – Дайто Бог, чтобы сегодня выдался жаркий день! Тепло, говаривал Туэн[643], – это жизнь!

VIII. Поль и Виргиния животного царства[644]

Вечером следующего дня, когда настало время закрытия Ботанического сада, Анна медленно прогуливалась под великолепными сводами главной аллеи, вдыхая теплый и влажный воздух, поднимавшийся от поверхности Сены и смешивавшийся с садовыми ароматами; прошедший день был на редкость жарким, столбик термометра взобрался на небывалую высоту, а такая погода особенно располагает к экстатическим видениям.