Читаем Сцены частной и общественной жизни животных полностью

Я слышал, что, испробовав без всякого успеха различные рецепты счастья, уже давно известные и проверенные, они создали из обломков старых теорий свою собственную, совсем новую[684].

Прежде всего они уговорились, что каждый из них будет делать что бы то ни было только в своих собственных интересах и только это считать справедливым. С этого времени дружба, услужливость, преданность, самопожертвование, признательность, добродетель, долг и все отсюда вытекающее, как то воля, свобода и ответственность, сделаются словами и вещами совершенно бесполезными повсюду, кроме словаря, да и словарь придется переписать и заменить старые слова новыми, которые будут иметь перед упраздненными то преимущество, что станут выражать те же идеи с меньшей ясностью, точностью и изяществом.

Все, что делается, должно делаться ради удовольствия, а того, что не вызывает живейшей радости, делать не следует.

Бесплодный труд, иначе говоря, пролитие пота и крови на неблагодарную почву в интересах неблагодарных существ, – этот труд с помощью определенного общественного механизма сделается привлекательным и при необходимости найдется довольно тружеников, которые с восторгом станут наполнять бочку Данаид или очищать Авгиевы и прочие конюшни.

Впрочем, что я говорю? никакой труд не будет бесплодным, никакое усилие не будет бесполезным; в результате мир станет бесконечно богатым, и единственное, в чем он будет испытывать недостаток, это аппетит, да и это не беда: непременно будет отыскано безотказное средство есть в пять или шесть раз больше, чем сегодня.

Все жители будут более или менее вольны проявлять преданность другим, но ни от кого не увидят благодарности, так что если, например, некто погибнет, спасая жизнь друга или даже врага, о нем скажут, что он просто-напросто уступил собственному влечению и проявил эгоизм, который, пожалуй, не стоит поощрять[685].

Прежде было сказано: «Любите друг друга»[686], они же сказали: «Любите самих себя!» И из этой эгоистической любви, из этого одинокого счастья, из этой ноты, которую вы будете тянуть самостоятельно, не заботясь об игре остальных и о своем участии в великом концерте природы, проистечет всеобщее счастье, универсальная гармония[687].

Этот рецепт исцеляет всех и вся без исключения.

Прощайте, сердечные страдания, прощайте, злые, противоречивые, враждебные чувства, прощайте также и войны (кроме разве что войн между пирожками слоеными и сдобными[688]); наконец, прощайте вереницы мелких и крупных невзгод. Отныне новорожденные младенцы перестанут жалобно плакать, как они совершенно напрасно поступали прежде, и начнут распевать: «Друзья, нам утро взор ласкает!»[689] и «Ах, как прекрасен наш фаланстер!»[690]. Все будут жить без страданий и расставаться со счастливой жизнью без сожалений; одним словом, в конце концов даже смерть начнет приносить удовольствие. Потому что иначе кто бы стал умирать?


Увидев вблизи Человека, я ощутила гордость за то, что рождена Жирафой


Скоро мы увидим, – закончил свою речь мой друг, – какие плоды принесло употребление этого новейшего лекарства. Видите там вдали большой, но не слишком красивый дом, в котором эти новоявленные апостолы земного счастья предаются своим невинным играм.

Надпись на двери гласила:

Фаланстер

Первый опытный кантон. – Ассоциация низшего уровня (Холостая Гармония[691])

Что в переводе на обыкновенный язык означало: «Нас здесь четыре сотни[692], и все счастливы».

Огромное преимущество гармонийского воспитания заключается в том, что здесь ребенка отлучают от родителей, дабы они не развращали его своим влиянием и не замедляли его развитие[693].

В первой из зал мы увидели превосходных юных матерей, которые отказывались сидеть на яйцах. «Хватит уже того, – возмущались они, – что мы вынуждены сами их нести». После чего без затей отправлялись в сады и там среди капустистов, репистов и прочих любителей овощей отыскивали своих избранников – отменных, но сменяемых[694]. А если бедным малышам все-таки удавалось, плохо ли, хорошо ли, проклюнуть скорлупу, мамаша говорила им: «Я вас снесла, больше того, я вас высидела; пускай вас кормят другие. Баловать вас мы сможем и позже, если пожелаем».


По примеру Единорога Человек гордо носит на боку длинную тонкую шпагу, a по примеру Саранчи – кривую острую саблю


Вы, должно быть, полагаете, что яйца и новорожденные оставались без присмотра? Ничего подобного.

Поскольку установлено, что в сложных ассоциациях природные отцы и природные матери, те, кого даруют детям закон природы, логика сердца и милость Господня, ни к черту не годятся, ассоциация незамедлительно ставит на их место родителей приемных, которые бесспорно лучше природных, по той простой причине, что у них нет никаких оснований быть родителями вообще.

Перейти на страницу:

Все книги серии Культура повседневности

Unitas, или Краткая история туалета
Unitas, или Краткая история туалета

В книге петербургского литератора и историка Игоря Богданова рассказывается история туалета. Сам предмет уже давно не вызывает в обществе чувства стыда или неловкости, однако исследования этой темы в нашей стране, по существу, еще не было. Между тем история вопроса уходит корнями в глубокую древность, когда первобытный человек предпринимал попытки соорудить что-то вроде унитаза. Автор повествует о том, где и как в разные эпохи и в разных странах устраивались отхожие места, пока, наконец, в Англии не изобрели ватерклозет. С тех пор человек продолжает эксперименты с пространством и материалом, так что некоторые нынешние туалеты являют собою чудеса дизайнерского искусства. Читатель узнает о том, с какими трудностями сталкивались в известных обстоятельствах классики русской литературы, что стало с налаженной туалетной системой в России после 1917 года и какие надписи в туалетах попали в разряд вечных истин. Не забыта, разумеется, и история туалетной бумаги.

Игорь Алексеевич Богданов , Игорь Богданов

Культурология / Образование и наука
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь

Париж первой половины XIX века был и похож, и не похож на современную столицу Франции. С одной стороны, это был город роскошных магазинов и блестящих витрин, с оживленным движением городского транспорта и даже «пробками» на улицах. С другой стороны, здесь по мостовой лились потоки грязи, а во дворах содержали коров, свиней и домашнюю птицу. Книга историка русско-французских культурных связей Веры Мильчиной – это подробное и увлекательное описание самых разных сторон парижской жизни в позапрошлом столетии. Как складывался день и год жителей Парижа в 1814–1848 годах? Как парижане торговали и как ходили за покупками? как ели в кафе и в ресторанах? как принимали ванну и как играли в карты? как развлекались и, по выражению русского мемуариста, «зевали по улицам»? как читали газеты и на чем ездили по городу? что смотрели в театрах и музеях? где учились и где молились? Ответы на эти и многие другие вопросы содержатся в книге, куда включены пространные фрагменты из записок русских путешественников и очерков французских бытописателей первой половины XIX века.

Вера Аркадьевна Мильчина

Публицистика / Культурология / История / Образование и наука / Документальное
Дым отечества, или Краткая история табакокурения
Дым отечества, или Краткая история табакокурения

Эта книга посвящена истории табака и курения в Петербурге — Ленинграде — Петрограде: от основания города до наших дней. Разумеется, приключения табака в России рассматриваются автором в контексте «общей истории» табака — мы узнаем о том, как европейцы впервые столкнулись с ним, как лечили им кашель и головную боль, как изгоняли из курильщиков дьявола и как табак выращивали вместе с фикусом. Автор воспроизводит историю табакокурения в мельчайших деталях, рассказывая о появлении первых табачных фабрик и о роли сигарет в советских фильмах, о том, как власть боролась с табаком и, напротив, поощряла курильщиков, о том, как в блокадном Ленинграде делали папиросы из опавших листьев и о том, как появилась культура табакерок… Попутно сообщается, почему императрица Екатерина II табак не курила, а нюхала, чем отличается «Ракета» от «Спорта», что такое «розовый табак» и деэротизированная папироса, откуда взялась махорка, чем хороши «нюхари», умеет ли табачник заговаривать зубы, когда в СССР появились сигареты с фильтром, почему Леонид Брежнев стрелял сигареты и даже где можно было найти табак в 1842 году.

Игорь Алексеевич Богданов

История / Образование и наука

Похожие книги

Пьер, или Двусмысленности
Пьер, или Двусмысленности

Герман Мелвилл, прежде всего, известен шедевром «Моби Дик», неоднократно переиздававшимся и экранизированным. Но не многие знают, что у писателя было и второе великое произведение. В настоящее издание вошел самый обсуждаемый, непредсказуемый и таинственный роман «Пьер, или Двусмысленности», публикуемый на русском языке впервые.В Америке, в богатом родовом поместье Седельные Луга, семья Глендиннингов ведет роскошное и беспечное существование – миссис Глендиннинг вращается в высших кругах местного общества; ее сын, Пьер, спортсмен и талантливый молодой писатель, обретший первую известность, собирается жениться на прелестной Люси, в которую он, кажется, без памяти влюблен. Но нечаянная встреча с таинственной красавицей Изабелл грозит разрушить всю счастливую жизнь Пьера, так как приоткрывает завесу мрачной семейной тайны…

Герман Мелвилл

Классическая проза ХIX века