Сцены частной и общественной жизни животных

– Будь ты, как я, Диким Голубем, – сказал он, выслушав мой рассказ, – ты бы и внимания не обратил на все эти глупости, которые тебя печалят. Мы странствуем, в этом наша жизнь, и не чуждаемся любви, но я не знаю, кто мой отец; рассекать воздух, преодолевать пространство, видеть под собой горы и долы, вдыхать самую лазурь небес, а не испарения земли, мчаться стрелой к намеченной цели, которая никогда от нас не ускользает, – вот наши радости, вот наша жизнь. За один день я проделываю путь длиннее, чем человек за неделю.

– Право слово, сударь, – сказал я, немного осмелев, – вы настоящий бродяга.

– Это меня тоже ничуть не волнует, – продолжал он, – у меня нет родины; мне важны три вещи: странствия, моя жена и мои дети. Где моя жена, там и моя родина.

– А что это висит у вас на шее? Похоже на старую измятую папильотку.

– Это важные бумаги, – отвечал он, напыжившись, – я теперь направляюсь в Брюссель и несу знаменитому банкиру *** известие, от которого курс государственной ренты упадет на один франк семьдесят восемь сантимов.

– Боже милостивый! – вскричал я, – какая у вас прекрасная жизнь, а Брюссель, я уверен, очень любопытный город. Не можете ли вы взять меня с собой? Раз я не Дрозд, возможно, я Дикий Голубь.

– Будь ты Диким Голубем, – возразил он, – ты бы давеча ответил мне ударом на удар.

– Полноте, сударь, за этим дело не станет, не будем ссориться из-за таких пустяков. Уже светает, буря почти утихла. Умоляю вас, позвольте мне последовать за вами! Я гибну, у меня нет никого в целом свете; если вы откажете, мне останется только утопиться в этом водосточном желобе.

– Ну что ж, в путь! Следуй за мной, если сможешь.

Я бросил последний взгляд на сад, где спала матушка; слеза покатилась из моих глаз, ветер и дождь унесли ее с собой; я расправил крылья и двинулся в путь.

III

Крылья мои, как я уже сказал, еще не вполне окрепли; вожатый мой несся как ветер, а я едва поспевал за ним; некоторое время я еще держался, но вскоре голова у меня закружилась так сильно, что я едва не лишился чувств.

– Долго нам еще лететь? – прошептал я еле слышно.

– Нет, – отвечал он, – мы уже над Ле-Бурже, осталось всего шестьдесят лье[713].

Я пытался собраться с силами, ибо не желал походить на мокрую Курицу, и пролетел еще четверть часа, но затем окончательно изнемог.

– Сударь, – взмолился я, – нельзя ли остановиться хоть на минутку? Мне ужасно хочется пить, и если бы мы присели на ветку…

– Убирайся к черту! ты всего лишь Дрозд! – гневно воскликнул Дикий Голубь и, не соизволив даже обернуться, продолжил свой неистовый полет. Что же до меня, я, ничего не слыша и ничего не видя, рухнул на землю прямо посреди хлебного поля.

Не знаю, сколько времени я пролежал без чувств; очнувшись, я первым делом вспомнил прощальные слова Дикого Голубя: «Ты всего лишь Дрозд!» «О любезные мои родители! – подумал я, – стало быть, вы ошиблись. Я ворочусь к вам; вы признаете меня своим истинным и законным сыном и дадите местечко в мягкой куче листьев, устилающих матушкину миску».

Я попытался встать, но дорожная усталость и боль от падения парализовали мои члены. Не успел я встать на ноги, как вновь изнемог и упал на бок.

Меня уже посещали страшные мысли о смерти, когда я увидел среди васильков и маков двух прелестных особ, направлявшихся ко мне на цыпочках. Одна была очень пестрая и чрезвычайно кокетливая Сорока, а другая – розовая Горлица. Горлица целомудренно остановилась в нескольких шагах и смотрела на меня с превеликим сочувствием, Сорока же была так мила, что вприпрыжку подошла совсем близко.

– Ах боже мой! что с вами, бедное дитя? – спросила меня шалунья серебристым голоском.

– Увы, госпожа маркиза, – отвечал я (потому что она наверняка была маркизой, никак не меньше), – я бедный странник, кучер бросил меня по дороге и я умираю с голоду.

– Пресвятая Дева! что я слышу! – вскричала она и тотчас принялась порхать над соседними кустами; она летала туда-сюда и всякий раз возвращалась с ягодами и фруктами, которых вскоре скопилась подле меня целая горка; при этом она не прекращала расспросов:

– Но кто же вы такой? и откуда вы родом? Какая потрясающая история с вами приключилась! А куда вы направлялись? Как же можно путешествовать одному в таком юном возрасте – ведь вы совсем недавно впервые сменили оперение! А что делают ваши родители? Где они живут? Как же они оставили вас в таком состоянии? Просто перья встают дыбом от ужаса!

Пока она щебетала, я слегка приподнялся и принялся есть с большим аппетитом. Горлица по-прежнему не шевелилась и смотрела на меня с участием. Однако она заметила, что я страдальчески верчу головой, и поняла, что мне хочется пить. Капля ночного дождя сохранилась в чашечке звездчатки; Горлица робко набрала воду в клюв и напоила меня этой свежей влагой. Разумеется, не будь я болен, особа столь сдержанная никогда не отважилась бы на подобный шаг.