Ступени жизни

При ближайшем анализе само понятие нравственного воспитания расчленяется на три аспекта: что воспитывать, как воспитывать, что мешает нравственному воспитанию? И этот третий как будто бы негативный аспект на деле является сугубо позитивным и, может быть, самым главным, потому что без осмысления и устранения препятствий цель недостижима — ни вообще, ни в данном случае. А наша задача — найти в недрах нашего общества, в его духовной атмосфере нравственные силы, корректирующие отмеченный и необратимый социально-экономический процесс деформации семьи.

Мощному влиянию этих стихийных факторов мы должны противопоставить силу сознания, идеологии, нравственных принципов, лежащих в основе нашего общества, сделать их сильнее и победить.

Вот в чем острота проблемы. Вот почему вопросы нравственности приобретают у нас первостепенное, общественной и государственной важности значение.

А между тем в этих вопросах у нас есть еще много неясного, дискуссионного, нуждающегося в доосмыслении, а в чем-то, может быть, и переосмыслении.

Что такое материальные и моральные стимулы? Каковы их взаимоотношения, взаимодействие? Что такое нравственность? Совесть? Каковы границы и степень их влияния на ход жизни? Какова степень и в чем истоки их императивности, без которой нравственность как таковая теряет свою силу, смыкаясь с прагматизмом, релятивизмом и беззастенчивым утилитаризмом (у каждого своя совесть, кто как хочет, так и живет)?

Вот и начинает каждый мудрить по-своему.

«Нравственность вытекает из соответствия производительных сил и производственных отношений».

«Воспитание должно быть экономически обоснованным: с одной стороны, соответствовать социально-экономическим условиям жизни общества, с другой стороны, при наименьших затратах рабочего времени приводить к наилучшим результатам».

«Моральные стимулы существуют при социализме только (так и написано: «только»! — Г. М.) в связи с материальными».

«Вся (так и написано: «вся»! — Г. М.) идеальная сущность морального стимулирования связана с материальной заинтересованностью».

Все это пишется у нас в книгах и солидных журналах. А ведь Энгельс в письме к Блоху, признавая в конце жизни, что «Маркс и я отчасти виноваты в том, что молодежь иногда придает больше значения экономической стороне, чем это следует», говорит о необходимости отдавать должное и «остальным моментам, участвующим во взаимодействии».

А недавно мне пришлось беседовать с одним крупным работником крупного ведомства, с которым я давно знаком и пользуюсь с его стороны некоторой степенью доверия. И вот в порядке доверительности после разговоров о том о сем и сетований, что то не ладится, другое не ладится, речь зашла о нравственности, и тогда мой собеседник сказал:

— Вот мы насытим страну машинами ЭВМ, которые являются помощником человека. Тогда нам будет легче, управлять будет легче, — уточнил он свою мысль.

— Легче ли? — спросил я его. — А кто будет стоять у аппарата? Кто будет давать сведения, исходные данные для машины? Не научим ли мы и машину врать?

— Нет, не научим.

— А куда мы денем сердце человеческое?

— Сердце — ненадежный инструмент. Мы заменим его машиной, и у нас все будет в порядке.

Какой административный восторг, какие нелепые упования на всемогущество бездушной ЭВМ, позволяющей из кабинета при помощи нажатия кнопки управлять непослушными сердцами человеческими!

А вот еще более нелепый и страшный призыв воинствующего обывателя — «изгнать из воспитательной работы ложный гуманизм под флагом свободы детям, любви к детям и любви к человеку».

Вот какие опасности стоят перед нравственным сознанием народа, и кроются они в самом понимании, в формулировках самого понятия нравственности. А как же быть тогда с Марксом? — «…чтобы, с одной стороны, очеловечить чувства человека, а с другой стороны, создать человеческое чувство, соответствующее всему богатству человеческой и природной сущности». Или: «…насколько стала для человека природой человеческая сущность. На основании этого отношения можно, следовательно, судить о степени общей культуры человека. Из характера этого отношения видно, в какой мере человек стал для себя родовым существом, стал для себя человеком и мыслит себя таковым».