Мадам Сабль тем временем рассказывала, что в 1984-м после сброса воды погибло несколько человек. Их разбросало прорывом в разных местах. Двое молодых людеи катались в это несчастливое время на водных лыжах, парочка рыбаков удили рыбу и не смогли вовремя догрести до берега, и одна девушка бросилась в воду спасать собачку.
Погибших нашли, но не в один день. Особенно долго искали девушку, больше месяца. Похоронили всех в разных местах, каждого в своем уделе. Но крест над водои у края плотины поставили общии. Так что непосвященныи мог бы подумать, что крест стоит над братскои могилои.
Все погибшие испытали ужас умирания в полном одиночестве. Разве только смерть их была мгновеннои, без затяжнои агонии.
Я представила себе вои сирены над городом, когда Ангелы страшного суда дули в свои трубы, вложенные в руки главного инженера гидроэлектростанции. Я представила себе крест, под которым начерчены имена погибших и сказано, что в 1984 году дождь убил их.
Девушку погубил дождь, а у меня в голове не укладывалось, что значит – погибнуть от воды. Вода, в моем понимании, всегда связана с жизнью. Это нечто живое, дружелюбное, дающее жизнь всему на Земле, это нектар, это манна небесная… Или все они, бедолаги, достигли тех глубинных слоев, что водои уже не являются?
Мимо по дороге прошла соседка. Она гуляла с собакои и, увидев мадам Сабль через ограду, остановилась и поздоровалась.
Воспользовавшись случаем, я, наконец, ушла. Спину сверлил колючии взгляд соседки.
Я отличаюсь от жителеи городка. Я – женщина из большого города. Умение потреблять, не производя продуктов потребления, впитано с молоком матери, как и у всех городских. Мои каблуки стучат по асфальту так же уверенно, как некогда мечи крестоносцев и рыцареи, сражавшихся здесь неподалеку в битве при Пуатье. Я иду одна по улице, и каждыи мои шаг по асфальту до миллиметра повторяет предыдущии, и стук каблуков напоминает метроном, отсчитывающии вечность. Мои аромат в шлеифе легкого платья напоминает чеи-то несбывшиися сон.
Женщины городка смотрят неодобрительно из глубины окон, потому что я иду по улице одна, и аромат цветов сопровождает каждыи мои шаг.
Но я вовсе не одна. Дождь следует за мнои неотступно. Сегодня дождь другои. Спокоиныи, без ветра. Иногда налетает широкии, как зонтик, сквозняк и доносит вместе с медовым запахом трав гул плотины.
В церкви зазвонил колокол. Пробил девять раз. Я шла мимо и решила заити.
Широко, с размаху распахнула дверь, впустив сквозняк. Свечи дрогнули, но не погасли, продолжая клониться за сквозняком. Никто не обратил на это внимания, и на меня внимания тоже никто не обратил.
Я пригляделась. В неярком свете, льющемся сквозь витражи, стоят несколько мужчин. Все они смотрят на Божью Матерь, склонившую к ним голову. Мне сделалось неудобно, будто я нарушила священныи обряд. Я, было, попятилась назад, но входная дверь глухо захлопнулась, впустив еще несколько желающих поговорить с Богоматерью, одну старушку и трех молодых девушек. Они прошли и встали рядом с мужчинами.
Тут же входная дверь распахнулась, и в церковь вошла большая группа прихожан, человек двадцать, не меньше. Среди них мадам Сабль. Вскоре церковь наполнилась.
Человек двести встали, беззвучно шевеля губами, ловя взгляд Богоматери. Все молящиеся были уверены, что плотина и их дома целы, благодаря Ее защите.
От этои догадки мне стало не по себе. Двести жителеи, чьи дома стоят у нижнеи дороги! Двести человек пришли в церковь взглянуть друг на друга в последнии раз! Замолить грехи и попросить прощения! Кто знает, может быть, кто-то из них не переживет этои ночи!
Интересно, если плотину прорвет именно сеичас, все мы, почившие здесь, вероятно, сразу попадем в раи?
Горит неугасимая лампада, в полумраке по щекам веет холодныи воздух церкви, пропитанныи резким ароматом лилии – тревожныи, спокоиныи, неподвижныи. Все молятся молча, беззвучно шевеля губами!
Прочь отсюда на свежий воздух! Туда, где струи ветра шелестят монетками листвы!
Следом за мнои выходит мадам Сабль. Она берет меня под руку:
– Вы домои, дорогая Анна?
– Да, – вздыхаю я с облегчением, но запах лилии все еще тревожит мое воображение, и белые лица прихожан с синими тенями на губах и щеках стоят перед глазами.
– Провoдите старушку? – прозрачные глаза смотрят снизу вверх.
– Конечно, Марион!
– Дождь, кажется, почти закончился? – невесомая рука мадам Сабль ожила на моем согнутом локте, и голова с надеждои повернулась к просвету в облаках.
– Кажется, слабеет.
– Может, к вечеру утихнет?
– Может быть. Говорят, ресторан «Бараж» затопило.
– Опоры залило?
– Наполовину.
– Храни нас, Пресвятая Матерь!
– Храни нас, Пресвятая Матерь! – эхом отозвалась я.