Style is War (СИ)

Швырнуть треклятый пустой сундук в Кисо, целясь в его горбатый, самый уродливый в мире нос. И швырнуться следом, напрыгнуть, задушить. Вывернуть его костлявое тело наизнанку, вырвать гадкий болтливый язык. Я свихнулся от обиды и ярости? Ну… возможно. И вместе с тем я так спокоен. Восхитительная ясность и чёткость каждой мысли. Как слаженно рисуются в голове картинки. Мельчайшие движения, все сухожилия, прорисованные под моей чуть желтоватой от табака кожей, на пальцах, крепко сжатых вокруг его горла. Немного хрипа и сопротивления, потом тишина. И туго натянутые шнуры, в которые превратятся его вены и артерии, врезаясь мне в напряжённые до отказа ладони. Буду рассматривать, как в первый раз, его большой рот, шевелящийся, как рот выброшенной на берег и постепенно умирающей рыбины. Толстые губы белеют, затем синеют, на них пузырится слюна, глазные яблоки дёргаются в нескольких судорогах и закатываются так, что видно только белки в красных прожилках. Последнее сокращение мышц, финальный спазм… сладкий, как при оргазме — и я отпускаю его. Кисо валяется на своих гадских, приторно розовых, красных и оранжевых подушках. Уже не может по-блядски сжать ни одну между ног. На его лице — блики из неонового аквариума, а я на прощание насыпаю тощим меченосцам и кардиналам корм. Пусть сдохнут не сразу, не вслед за хозяином. Кружусь по комнате, хохоча, срываю со стен все фото, разбиваю гитары, но вовсе не имитируя чьё-то нападение и беспорядок во время борьбы, а потому что хочу. Раскрошив и разорвав всё — ухожу.

Кисо немузыкально хрипит, врываясь в моё идеальное видение: мои пальцы действительно очутились на его горле, крепко впились полукружиями ногтей. Что же ты не орёшь, не зовёшь на помощь? Тебя убивают, между прочим.

«Остановись. Ты не псих. Перейдя эту черту, ты лишишься всего. Ты шлюх ебёшь, а не убиваешь. Ну какой из тебя Джек-Потрошитель?»

А чем заглушить тебя?! Нет, ты не Эмиль! Ты мерзкий голос разгорающегося безумия, моего древнего когнитивного расстройства, обыкновенно просто ржущий надо мной в ехидстве на все лады, заевший, задолбавший, у-у-у, заткнись, заткнись, заткнись, заткнись…

Затылок прижгло вдруг болью. Дёргаюсь, но не могу вскрикнуть. Вижу смутно, что захват, сдавивший Эрика, разжимается не сам собой, меня кто-то отцепляет и отталкивает. Холёными, прекрасными руками. Я не спутаю их ни с чьими другими, я так хорошо запомнил их… в первую ночь. В нашу единственную. Детка. Шинни. Здесь. Почему. Как. Я брежу. Зачем ты мешаешь, останавливаешь…

Затылок ещё раз невыносимо обожгло, отправляя моё удивление, боль и само поруганное сознание в щемящую пустоту, в тёмный ящик без дна.

*

В комнате теперь тесно и трудно дышать. Двое из нас ранены, трое — смертельно. Пакет со льдом я прижимаю к голове сам, отказавшись от помощи. Смотрю хмуро на аквариум.

Шин прятался в соседней комнате. Ждал. И вышел, когда я…

Ну он хоть не до сотрясения мозга по башке меня гитарой ударил.

И я сам не сильно преуспел с удушением, так как… Кот просто повязал вокруг шеи облезлое куриное боа. Тоже хмурый.

Но Шинни — мрачнее всех. Никак не поймаю его взгляд. Виновато прикусываю губы. Я не убийца, не психопат, я просто… я… мне пора услышать хоть пару разъяснительных слов. Раз уж я пришёл в себя. Недолго повалялся вырубленный, недолго заставил горевать о себе. Если заставил.

— Я начну, — произнёс Эрик неохотно, помассировав себе горло и разрешив проблему затянувшейся молчанки. — Однажды в интервью ты сказал, что я шут, развлекающий группу, когда всем скучно в дороге. Я поразмыслил и пришёл к выводу, что будет очень забавно, а главное — запомнится надолго, если я разыщу человека, которого полчаса разглядывал в окне, который не знает меня, а я — его, но которого ты смачно засосал, чтоб затем отпустить на все четыре стороны. Вдруг этот бедолага мыслит как я? Вдруг он на меня похож? И вместе мы решим сразу несколько неприятных проблем…