Космическая сага о странствиях сексуально фрустрированного абитуриента на Земле и в Космосе. Постмодернистская сказка о любви.
Алексей Григорьевич Лавров , Джон Апдайк
Проза / Современная русская и зарубежная проза18+Сублимация
***
Сублимация (от лат.
Человек, не знающий, что такое «действие, направленное внутрь себя», не может называться человеком сублимирующим (
Человек сублимирующий (
Человек сублимирующий также может быть назван мертвецом (
Удачной прогулки с нами, мудаками!
Книга Первая. «От С до Я»
Предисловие
Этот роман является полностью автобиографическим. За исключением лишь того, что главного героя зовут Рональдом, и мне он не знаком.
Структура текста несколько сюрреалистична. Поэтому прочтение романа может быть как затруднено, так и упрощено.
Полностью миф о Великом Френе, его странствиях и смерти можно найти в книге «Космические были, т.1. Изначальное».
Частое упоминание каких-либо наркотиков не является преднамеренным, но и чисто случайным не является тоже.
Лыжи — это специальные дощечки с продольным желобком снаружи и с креплением на противоположной плоскости. Их предназначение — доставить индивидууму массу хлопот и в конце концов умертвить его с помощью мороза, сломанных конечностей и прочих спортивных радостей.
За сим откланиваюсь,
ваш Лавров.
P. S. С минуты на минуту ожидаю Великого Валдага, ибо путь наш неведом, бредем впотьмах, аки…
***
Если бы я знал, чем все закончится… Если бы я знал, чем все закончится, я бы не начинал. Честное слово, мог бы и потерпеть. Занялся бы спортом, в крайнем случае. Очень люблю лыжи. До сих пор люблю, и верю, что, если бы тогда знал, чем все кончится, то бросил бы, не начиная, встал бы на лыжи, и вперед! с гор! Навстречу холодному ветру и снежным лавинам, напевая про себя: «ля-ля-ля, ля-ля-ля…»
Теперь поздно. Те, с кем я говорил (а они по образованию — врачи), отвечали мне невпопад, а то и просто делали вид, что ждут чего-то важного, или непрерывно взбалтывали содержимое склянок, и не произносили ни слова, лишь косились… Отвратительные врачи. Но, благодаря им, я понял, что для меня все кончено. Надежды нет. Ни малейшей, хотя это и облагораживает. То есть дает возможность как-то чем-то себя успокоить, что ли, либо простить, либо и ее тоже… Все… Невозможно сосредоточиться. За окном светит солнышко и поют птички. Так вот, друзья, стукнуло мне девятнадцать, и имя мое было — Рома. Я был почти безупречен, и, только окончив школу, вступал во взрослую жизнь с твердым намерением трахнуть именно ту единственную, ту желанную, ради которой я, собственно, и появился на свет.
Глава 1. Я — дома — 1
Ну и, конечно, я собирался заняться подготовкой к поступлению в институт. Для этого у меня были все данные: густые длинные волосы, красиво очерченный рот, невыносимо голубые глаза, в которых, по словам моей мамы, отражалось небо во всей своей бездонной глубине… Кроме вышеперечисленного, я имел минимальный, но, тем не менее, достаточный багаж знаний в пределах средней школы, добавить к которому было буквально нечего.
— Я все знаю, — заявил я утром, съев положенную мне на блюдце яичницу из двух яиц.
— Ты знаешь еще так мало, — произнесла в ответ мама, — можно сказать, ты вообще ничего не знаешь. А для поступления в институт, мой мальчик, требуется нечто большее, чем бездонная глубина твоих глаз. Кстати, кто подбил тебе левый?
О! Это была длинная история… А, если в двух словах, то Павлик.
— Павлик, — сказал я маме.
— А за что? — спросила мама.
Я задумался. Ответить, «за что», не представляло особого труда, но вот ответить так, чтоб стало ясно, «ЗА ЧТО» — для этого требовалось нечто большее, чем утренняя беседа за столом.
— Понимаешь, мама, — начал я, — у нас во дворе живет девушка Оля. Может, ты ее встречала, или видела иногда мельком. Она частенько ходит в булочную с рюкзаком.
— Эту девочку зовут Олей? — удивилась мама, — я почему-то думала, что она дочь Люмбергов, Эвелин. Я вижу ее почти каждый день то с рюкзаком, то с высоким русским мальчиком в темных очках.
— Вот это и есть Павлик, — воскликнул я, — он ее парень, или друг, или бойфренд, или ухажер, или любовник, или муж, или…
— Достаточно, — сказала мама, — тебе кофе со сливками?