Сублимация

Если я — это я, Ренат, 23 лет от роду, значит, все вокруг либо другие люди, либо женщины, либо друзья, либо враги. Но врагов у меня нет, кроме, быть может, Павлика в лице Валдага, или, наоборот, Валдага в лице Павлика… Те, кто проходят мимо — другие люди, те, кто хлопают по плечу — друзья либо враги, те, кто вдалеке — женщины. Классификация завершена. Остается маленький вопрос: как отличить друзей от врагов, и не могут ли и те и другие, не заметив меня, пройти вдалеке и оказаться женщинами? И не могут ли женщины быть друзьями? Не могут, кажется. Это противоестественно их сути. А врагами — могут. Хотя бы эти две подружки, сыпавшие ругательствами, как школьные хулиганы. Вот бы их раздеть… Голышом ругаться довольно сложно, надо еще прикрывать руками интимные места, а на это уходит если не полжизни, то уж сил на это уходит много. Как бы кто чего не подглядел! Стыд-то какой. Стыд и ненависть.

Действие наркотика закончилось. Я с ужасом возвращался в этот мир. В мир, где в читальном зале сидела та единственная по имени Катя, ради которой я и появился на этот свет. Стоило подползти поближе. Я, опять-таки, повторяясь, просто не имел права пропустить момент, когда Толстой будет дочитан, и девушка, соблазнительно покачивая бедрами, с гордостью за свою коричневую грудь, выйдет в коридор, и направится навстречу судьбе, быть может…

Глава 4. Библиотека — 2

Рекламы прибывает. Не могу не поделиться: буквально вчера или позавчера, на днях, короче, мы с мамой смотрели телевизор. Она наблюдала, как безумные герои Санта-Барбары совершают свои безумные поступки, а я просто сидел рядышком и грустил. Понятно, о чем. О женщине во всех ее ипостасях. В то время, кажется, я запал на Агузарову, точнее, на ее романтику, а еще точнее, на песню о чудесной стране, в которой она гостила. Кстати, был уверен, что окажись я там вместе с ней, проблем бы никаких не возникло. Загадочное море, одинокие скалы, полное безлюдье. Иногда попадаются животные, но, судя по тексту, добрые и ручные.

— Милый, — сказала мама, — ты не мог бы думать потише? Или сделай звук погромче. Оказывается, мои, даже самые невинные мысли, производят такой шум, что мешают людям, в данном случае, моей маме, смотреть телевизор. Но Санта-Барбара закончилась, и началась реклама. Я услышал приблизительно такой диалог:

Дантист: Ах! У вашей девочки три дырки.

Девочка: Но ведь я чищу зубы дважды в день.

Дантист: Необходимо чистить зубы два раза в день.

Мать девочки: Но ведь мы чистим зубы дважды в день такой-то пастой.

Дантист: Необходимо чистить зубы вот такой-то пастой и обязательно два раза в день.

Мать девочки: Ах! Три дырки.

Дантист: Есть возможность потерять зуб.

Девочка: Теперь я буду чистить зубы вот этой пастой и обязательно дважды в день.

Мать девочки: Спасибо Вам!

Я чуть с ума не сошел. Но сейчас повторялось то же самое с той лишь разницей, что я стоял перед Катей и загораживал ей дорогу в библиотечный коллектор.

— Опять ты, — с явно выраженной антипатией сказала Катя, — зануда.

— Я не зануда, — с усмешкой парировал я.

Усмешка должна была показать мое непредвзятое отношение к девушке, попутно выявив мое же чувство юмора, вкупе с которым внешность должна была подействовать убийственно.

— Еще какой зануда, — уверенно повторила Катя.

— Неправда, — ответил я.

Со стороны наш разговор мог показаться бессмысленным и лишним. Но тогда я был на все сто уверен, что именно так женщин и соблазняют. Не блеща остроумием, не распуская рук, а просто доказывая, что ты не баран, или наоборот, что баран, если она в этом сомневается.

— Отстань от меня, — сказала Катя.

— Давай я тебя провожу, — предложил я с плохо сыгранным безразличием.

— Куда? — спросила Катя. — К моему парню, что ли?

Идея мне показалась до того абсурдной, что я вздрогнул. Но виду не подал. Даже если ее парня тоже зовут Павликом и он тоже дерется, даже в этом случае я был готов следовать за ней куда угодно, сколько угодно и как угодно, и ничего не требовать взамен. Я так и сказал. Пока Катя шла до библиотекаря, я успел раскрыть перед ней чистоту своих помыслов, объяснить, что именно она для меня значит, и доказать, почему она должна сделать то, что от нее требуют.

— Ну, ты и зануда, — проговорила она сразу после того, как я замолчал, — зануда из зануд.

— Хочешь, я тебе лимонада куплю? — в ответ спросил я, — ну, хочешь? А булочку хочешь? Скажи, хочешь?

Вот тут-то я и увлекся. Катя ударила меня по голове книгой, и я увлекся. «Воскресение» Толстого не пробило мне башку, а как бы вошло вовнутрь, но я из него ничего не запомнил. Мне лишь показалось, что пол уходит из-под ног. А на самом деле, это я уходил из-под пола.

Вскоре уже лежал.

Такое потрясение.

В один момент получить сотрясение.

Серьезнее некуда.

И несерьезнее некуда.

Вообще, некуда.

Глава 5. Набережная Фонтанки