Один из лидеров в этой области, Гейл Патричелли, молодой профессор эволюции и экологии с сияющими глазами из Калифорнийского университета в Дэвисе, основную часть своей десятилетней научной карьеры посвятила изучению большого шалфейного тетерева. Прежде чем я отправилась на встречу с Гейл в ее лабораторию, она великодушно предоставила мне желанный билет на шоу шалфейных тетеревов, дав контакты одного из своих аспирантов, Эрика Тимстра, который помогал ей проводить долгосрочные исследования этих странных птиц в восточной части калифорнийской Сьерры. Мы с Эриком списались по электронной почте, чтобы договориться о встрече в близлежащем аэропорту Мамонт Йосемити.
«Как я тебя узнаю?» – немного взволнованно уточнила я. Однако причин для беспокойства не было: «Я буду в бирюзовой одежде и с ирокезом», – написал как отрезал Эрик.
Как и было обещано, он оказался таким же жизнерадостным, как и предметы его изучения: легко найти и, обладая чувством юмора, так же легко наладить контакт. По дороге на полевую площадку он изложил мне варианты наблюдения за птицами. Я могла встать в час ночи и присоединиться к нему, ловя и помечая птиц, или ненадолго прилечь отдохнуть и встать в четыре утра, чтобы посмотреть, как они танцуют на леке.
«Что значит “помечать”?» – уточнила я. Сначала, объяснил Эрик, нужно найти птицу, просветив полынь фонариком и отыскав среди нее пару светоотражающих сетчаток, поблескивающих в темноте. Шалфейные тетерева «довольно глупые», поэтому свет временно их оглушает, позволяя Эрику и его коллеге подойти и захватить птицу сетью. «Большинство людей включают белый шум, чтобы заглушить звук шагов, когда приближаются к птице, – сказал мне Эрик, – но я использую AC/DC». Как я могла устоять?
И вот я приехала, чтобы провести свою первую ночь в горах, пробираясь несколько миль по толстому снегу при минусовой температуре и пытаясь не отставать от Эрика и его столь же спортивного коллеги, пока мы осматривали кусты в поисках светоотражающих глаз. Я была довольно вялым компаньоном, шаркавшим в нескольких слоях одолженной одежды, огромная и неповоротливая, не привыкшая к высоте (примерно 3 км) и плохо сидящим снегоступам, из-за которых я постоянно падала лицом в несезонные сугробы из снега глубиной по бедра. Учитывая тяжкий груз моего присутствия, неудивительно, что в ту ночь нам не удалось никого поймать, но Эрик был очень мил и не позволил мне расстроиться по этому поводу.
Около пяти утра, когда было по-прежнему темно, мы позабыли свои прежние неудачи и втиснулись в крошечную двухместную палатку для наблюдения за птицами, чтобы подготовить бинокли, монокуляры и несколько камер для наблюдения и записи действий на леке. «По сути, мы порнитологи, – пошутил Эрик. – Наша работа – снимать, как птицы спариваются».
Перед рассветом небо из черного стало синим и птичий оркестр начал разминку, подогревая свою аудиторию пугающими повторяющимися чпокающими резиновыми звуками. К тому времени, когда восходящее солнце окрасило окружающие нас заснеженные горы в розовый цвет, мне удалось разглядеть вдалеке кучу черных вышагивающих пятен. Шоу началось, и оно того стоило.
Сцена, разыгравшаяся перед нашим «укрытием», как я и предполагала, оказалась очень странной. Около тридцати самцов шалфейных тетеревов танцевали на участке земли размером примерно с две площадки для игры в нетбол. Горы, окрашенные восходом солнца, служили естественным амфитеатром для их выступления, позволяя звуку разноситься на расстояние до трех километров и призывать противоположный пол. Начнем с того, что изначально самок на леке не было, но самцов это не остановило – они продолжали танцевать, растворившись в атмосфере сольного выступления. Выглядело это как тяжелый труд без какого-либо поощрения, хотя и было заметно, что самцы обращают внимание друг на друга. Время от времени вспыхивала драка: шквал на удивление жестоких ударов крыльями заставлял одного самца замолкнуть, в то время как победитель устраивал перед ним победный танец.
Не только я наслаждалась абсурдностью этих птиц. «Одна из вещей, которая мне нравится в изучении шалфейных тетеревов, – это то, как они серьезно к себе относятся, – призналась мне Гейл в своей лаборатории в Калифорнийском университете в Дэвисе. – То, чем они занимаются, просто нелепо, даже непристойно, но для них это смертельно серьезно». В этом суть эволюции.
Гены должны передаваться следующему поколению. Выживание и спасение от хищников без спаривания не имеет никакого смысла с точки зрения эволюции, потому что это ее основа.