Су́чки. Секс, эволюция и феминизм в жизни самок животных

Поразительная оригинальность новой теории Дарвина также не способствовала ее признанию в науке и культуре. В то время как теория эволюции путем естественного отбора была предвосхищена многими мыслителями восемнадцатого и девятнадцатого веков и была открыта Альфредом Расселом Уоллесом, понятие полового отбора как эволюционной силы не имело научного прецедента. Что еще хуже, Дарвин не предложил никакого адаптивного объяснения предпочтений самок в спаривании, вместо этого он приписывал выбор самки «вкусу к прекрасному». Хотя Дарвин пускается в пространный анализ того, какие животные обладали достаточными умственными способностями для принятия таких решений (насекомые – да, черви – нет), создается впечатление, что для полового отбора животным требуется человеческое чувство эстетики.

Это дало викторианским влиятельным лицам кнут, которым можно было исполосовать новую теорию Дарвина. Согласно мышлению того времени, только высшие классы могли по достоинству оценить искусство или музыку, поэтому казалось совершенно абсурдным, что женщина, не говоря уже о скромной паве, может быть наделена эстетическим вкусом. Красота была дана Богом, поэтому идея о том, что половые предпочтения самок послужили основным фактором ее эволюции, была равносильна ереси.

Дерзкая новая теория Дарвина была открыто высмеяна и отвергнута. Его самым влиятельным недоброжелателем был Альфред Рассел Уоллес, который не видел необходимости в глупой новой эволюционной теории для объяснения украшений и ухаживания самцов, что, по его мнению, было просто результатом «избытка маскулинной и жизненной силы, а также способности к развитию». В своем недвусмысленно озаглавленном эволюционном томе «Дарвинизм» (1889), опубликованном через несколько лет после смерти великого ученого в 1881 году, Уоллес предпринял смелый шаг, подвергнув цензуре наследие Дарвина. «Отказываясь от… выбора самки, я настаиваю на бóльшей эффективности естественного отбора. Это в первую очередь дарвиновская доктрина, поэтому я рассматриваю свою книгу как работу защитника чистого дарвинизма».

Уоллес, может, и проиграл сражение в вопросе о главенствующей роли естественного отбора в эволюции, но выиграл войну, когда дело дошло до моделирования дарвинистского мышления в двадцатом веке. Его разгром идеи о выборе самки означал, что вторая великая теория полового отбора Дарвина стала «сумасшедшей теткой на эволюционном чердаке дарвиновской теории», которой, помимо парочки исключений, не разрешалось покидать его в течение ста лет. Крупнейшие биологи-эволюционисты двадцатого века, обсуждая экстравагантные черты самцов, считали, что они отпугивают хищников или помогают самкам найти партнера подходящего вида.

Теперь все иначе. Сексуальная революция 1970-х годов и влияние феминизма на эволюционную биологию помогли пробудить смелую идею Дарвина от векового сна. Идея о том, что самки – от птиц до рыб, от лягушек и до мотыльков – способны делать сенсорные оценки и отдавать предпочтение конкретному партнеру, была научно доказана и принята. Многочисленные исследования показали, что самки разных видов предпочитают более яркие цвета, более громкие крики, более сильные запахи и более быстрые танцы. За последние тридцать лет выбор самки стал одной из «наиболее динамичных областей» эволюционных исследований, а такие виды, как большой шалфейный тетерев, представляют собой образец конкурентоспособных самцов и разборчивых самок.

* * *

Леки – самый экстремальный рынок соблазнения, где несколько счастливчиков-холостяков будут доминировать на сцене спаривания: 70–80 % совокуплений в таких местах приписываются лишь 10–20 % самцов – от насекомых до млекопитающих.

«Во время пика спаривания тетеревиные леки – это сумасшедший дом», – сказала Гейл Патричелли во время моего визита в ее лабораторию. Бóльшая часть спариваний происходит всего за три дня, при этом самки часто участвуют в одной большой схватке, сражаясь друг с другом за свое положение рядом с главным доминантом. Патричелли поделилась со мной легендой о Дике, доминирующем самце тетерева из Вайоминга, который спарился сто тридцать семь раз за сезон в 2014 году, причем двадцать три из этих совокуплений происходили в течение двадцати трех минут подряд.[5]

Что делает леки такими особенными для изучающих половой отбор, так это то, что самки продолжают растить потомство в одиночку. Таким образом, их выбор партнера не основывается на богатстве ресурсов территории самца или его потенциальных родительских навыках – самки охотятся за хорошими генами.

Поскольку победивший самец передаст гены, которые лежат в основе его поведения, большинству своих потомков, сила выбора самкой партнера для формирования впоследствии новых диковинных черт и проявлений ухаживания самцов необузданна.