Список можно продолжать, однако опоссумы все-таки не спариваются через нос. Первые натуралисты были ошеломлены пенисом опоссума, который имеет неправдоподобный вид мясистой двузубой вилки. Они искали у самок два отверстия, чтобы принимать этот инструмент с двумя головками, и остановились на ноздрях животного в качестве логической точки входа. Если бы кто-нибудь потрудился заглянуть внутрь самки опоссума, он бы обнаружил столь же причудливую раздвоенную систему, включающую два яичника, две матки, две шейки матки и два влагалища. Что делает этот богатый набор еще более экстравагантным, так это временное третье влагалище, которое появляется с целью родить и вскоре исчезает, как потайная дверь.
Разнообразие половой анатомии в животном мире поразительно и выходит далеко за рамки того, что требуется для простого переноса спермы в яйцеклетки. У опоссума может быть три влагалища, а у длинноухого прыгунчика их вообще нет – матка самки открывается прямо во внешний мир. Тем временем самец длинноухого прыгунчика щеголяет пенисом, который составляет половину длины его тела и вырывается из живота в форме буквы Z.
Такое разнообразие уже давно стало спасением для систематиков, для которых тщательный осмотр гениталий животного часто является единственным способом различить близкородственные виды, которые в остальном физически идентичны. И описания эти неизменно андроцентричны. Широкое использование морфологии пениса в систематике означает, что о гениталиях самцов многих (возможно, даже большинства) видов животных известно больше, чем о любом другом аспекте их анатомии, поведения или физиологии. Практика идентификации гениталий среди энтомологов настолько стандартна, что целая армия насекомых вроде
Закон генитального разнообразия таксономически широко распространен; родственные виды шмелей, летучих мышей, змей, акул и даже приматов можно легко отличить только по их половым инструментам. Например, самое большое различие между людьми и нашим ближайшим родственником шимпанзе заключается не в размере нашего переднего мозга, расположении зубов или даже гибкости пальцев – оно заключается в наших гениталиях. Пенис шимпанзе не имеет головки или крайней плоти, крепко удерживается костью (известной как бакулум), и в качестве завершающего штриха его поверхность усыпана сотнями маленьких шипов. По сравнению с этим человеческий пенис – обычная мясистая трубка: толстая, притупленная, бескостная и (к счастью) без шипов.
Ни одна часть тела не развивается так быстро, как гениталии. Это подразумевает, что они должны находиться под воздействием каких-то мощных сил отбора.
Однако на протяжении веков изучение гениталий не считалось пристойным аспектом научных исследований. Было бы хорошо, если бы таксономисты хотя бы бегло каталогизировали нижние области как часть описания физической жизни, но никто не исследовал эти складки в поисках эволюционного объяснения того, для чего возникла подобная «бессмысленная» креативность.
Отчасти в этом виноват Дарвин. В «
Как следствие, половым органам не было необходимости появляться на страницах книги Дарвина о половом отборе. Это, видимо, нравилось его дочери Генриетте, которая редактировала его работу и, если судить по ее мнению о грибах фаллической формы, с готовностью орудовала красной ручкой, когда сталкивалась с чем-то слишком пикантным. В более позднем возрасте эта викторианская дама, как говорили, возглавила кампанию по избавлению английской сельской местности от непристойной формы вонючего гриба –