Суд

Молодые чекисты пришли не одни. Велась обязательная съёмка. Чтобы сшить дело. Конечно, не одно дело. И нападение. И угрозы. И общественные беспорядки. И разжигание национальной розни. И ещё.

Их чекистское начальство было рядом – давать указания, как лучше шить дела.

Это начальство не просматривало улицу, по которой прибывает полицейский наряд, чтобы своевременно предупредить молодых чекистов.

Полицейский наряд был чекистским и находился внутри улицы за памятником.

И чекисты не прослушивали мои телефонные разговоры с полицией.

Я говорил с чекистами.

Невозможно, чтобы кто-то кэгэбэ, а кто-то не кэгэбэ, потому что всё кэгэбэ.

И нет утешительного варианта: мол, кэгэбэ малюсенький, занимается только нехорошими.

Потому что не бывает кэгэбэ в маленьких дозах. Это не лекарство из бутылки, которую уже не закрыть…

И не перестроить.

Чем кончается кэгэбэшная перестройка – уже известно.

Тот же обвал.

Если только не что-то хуже.

Обвал – это ещё хороший вариант для исчезающего еврейства, которое только для антисемитов всё ещё остаётся мировым еврейством.

У кэгэбэ будет много вариантов перестроек – до обвала.

Не будет только одного, которого если нет – так нет, и который если есть – не отнять, а если отнять, то только с жизнью: остаться евреем.

От президента до проститутки нет этого варианта – остаться евреем.

Лист 16

Завозить неевреев кэгэбэ должен, чтобы сохранить свою власть. С евреями не сохранить.

Обвинение 21

Несколько верующих евреев у стола ставят подписи в поддержку демонстрации. Молчаливы, серьёзны.

Мицва (заповедь) – не давать пристанища неевреям.

Неевреи, понимающие, о чём демонстрация, обходят стороной, стараются не смотреть.

Спешит пройти ярко выраженная нееврейка, крепко прижимает рослую дочь, погромом сверкают две пары глаз.

Набрёл любопытный незнайка иврита, но, догадавшись, в чём тут дело, отскакивает и бежит вниз по лестницам к своим спутникам, тихо объясняет таким же, как и он, не сведущим в иврите, и они быстро удаляются.

В отдалении молодой парень обнимает молодуху и поясняет ей увиденное, хихикают. Не спеша и стороной обходят.

Никогда не были такие евреи.

Как их много – неевреев! Это только завезённых с севера, которые хорошо знакомы еврею с севера. А вместе с неевреями, завезёнными с запада, востока, юга? И это в святом для евреев городе! А что в нееврейских городах?!

Не боятся стоять близко к демонстрантам и плакатам только евреи с признаками еврейства не только на лице.

За две ступени до верха останавливается рослый, видный человек. Говорит не спеша, громко, не зло, но уверенно:

– Вы боитесь нас, потому что мы умнее вас.

Это не кэгэбэ. Не провокация. Сказано искренне.

Наверное, какой-то лидер неевреев.

О себе он даже не догадывается, что завезён чужим кэгэбэ и работает на чужих. Сам-то он уверен, что завезён своим кэгэбэ и работает на своих.

А может, оба кэгэбэ завезли?

Не нам отвечать, что умнее всех – кэгэбэ.

Завозить неевреев кэгэбэ должен, чтобы сохранить свою власть.

С евреями не сохранить.

Обвинение 22

На столе для сбора подписей стопка листовок.

Десять заинтересованных в завозе неевреев:

государство

правительство

чиновники

попрошайки

партии

капитал

неевреи

мафия

мир

отметь ещё –

Обвинение 23

Поэтому за несколько лет демонстраций протеста против завоза неевреев ни одной фотографии, ни одной строчки в газетах.

Ни одного сообщения по радио.

Ни одного показа по телевидению.

Письма, факсы и звонки регулярно и заблаговременно сообщали всем средствам информации о демонстрациях.

Но один звонок с телевидения был, спрашивала женщина:

– Какая демонстрация?

Рассказываю.

– От какой партии?

– Беспартийные.

– А сколько вас?

– Будет человек двадцать пять, – приврал не немного.

– Организация?

– Нет.

– А кто они?

– Беспокоятся за еврейский характер государства.

– Все русские?

– Не только, – опять приврал не немного.

– Хорошо, будем.

За час до демонстрации звоню:

– Ну, как, будете?

После короткого молчания говорит с сожалением:

– Э-э-э.

– Почему? – спрашиваю.

Молчит.

Я выключил телефон.

Обвинение 24

Из дома передали номер телефона, по которому меня ищут. Немедленно звоню. По-русски отвечает женщина, что её сын хочет говорить со мной, звонить через полчаса. Прошло полчаса, звоню. Предлагает звонить через четверть часа. Прошли четверть часа, звоню. Поднимает трубку женщина, потом слышу мужчину: «Тебя, гада…»

Я выключил телефон.

Меня сначала хорошо накачали, чтобы больнее было.

Только теперь узнал немолодой голос женщины, властный, назидательный, холодный.

11.1.98 в «Маариве» были двадцать три строчки текста вместе с заголовком «Чужой язык», оставшихся от моей статьи.

Это она в тот же день выговаривала мне своим холодным голосом без словечка «гад» своего сыночка. И советовала быть осторожнее.

Читает газету на иврите? За первый день недели? Раздел писем?

Обвинение 25

Потом позвонил Игорь, тел. 09-9505368: